Мертвое царство

Я вглядывался в снежную равнину, силясь разглядеть фигуру Ивель, но вьюга скрывала её от моих глаз. Я боялся, что с ней произошло что-то худое.

«Я Милосердная. И я ношу твоего наследника» – не обезумела ли она? И если всё это – правда, то что мне делать с этой правдой?

Додумать мне не дало небо. Солнце и луна разом вышли из-за туч и разрезали тьму. Белый снег ослепил меня, и я отвернулся, тут же столкнувшись с женщиной, невесть как оказавшейся на вершине холма.

Я видел её всего однажды, но узнал: длинные просвечивающие одежды, отрешённое белое лицо и прозрачные фигурки, держащие подол.

– Владычица Яви? – удивился я. – Что привело тебя ко мне, госпожа?

Она плавно повела рукой в сторону равнины. Её прозрачные, не по погоде лёгкие одежды колыхались на ветру, а едва различимые фигуры, поддерживающие подол, мерцали и рябились. Я слышал, что Владычица Яви отбирает души в своё услужение и особо отличившимся позволяет носить за ней одеяние.

– Твоя ворожея. Милосердная. Она обещала мне свою жизнь.

– Там не одна жизнь, – возразил я.

Владычица Яви равнодушно улыбнулась.

– Ты борешься за своего сына. Да, он живёт в её теле. Но ты знаешь правило: сколько убыло, столько прибыло. Она умрёт, когда даст ему жизнь.

Я сложил руки на груди. Мне жадно хотелось всматриваться вниз, вновь искать Ивель и видеть, что происходит с моими врагами, но по утихшему вою я понимал: нави исчезли. Их прогнал солнечный свет. Надолго ли сгинули? Вернутся ли вновь?

– Отважусь торговаться с тобой, госпожа. Я ухожу в леса. Не человек я больше – ещё немного, и пересилит лесная кровь. Сойдёт ли моя людская жизнь за её?

Владычица Яви сощурилась, медленно осматривая меня. Рудо отошёл, ощетинился, но не ворчал – понимал, что с этой женщиной шутки плохи.

– Обмануть меня хочешь, Лерис Гарх? Тебя ждёт не смерть, а перерождение. Это неравноценно. Ты слишком хитёр – тебя самого выпросили у Господина Дорог, купили, словно пирог на торгу. И вся жизнь твоя такая: кручёная, хитрая, выменянная. Ты меня забавляешь, и мой муж любит возиться с твоим кружевом, хоть и порвал всё в приступе ярости. Ты ведь задавался вопросом: отчего сам не умер и не восстал навью после неверной ворожбы? Всё потому, что твоя жизнь и правда обещана Господину Дорог, Великолесью и лесовым. – Она склонила голову, рассматривая меня почти с нежностью. – Я подумаю. Твоя женщина всё равно пока будет жить, а твой сын займёт Горвень, не забудь только собрать совет князей и объявить об этом.

Она хитро улыбнулась и растаяла, оставив в воздухе лёгкое золотистое свечение. Мне стало, наконец, ясно, отчего Огарёк тоже не умер после ворожбы Ивель: он ведь, как и я, был обещан лесу. Я запрыгнул на спину Рудо и кинулся вниз с холма.

После исчезновения навей равнина оказалась усеяна телами степняков. Снег не окропила ни одна капля крови – все мёртвые были целы, без малейших ран, зато на лицах у каждого застыл такой ужас, что даже смотреть на них было страшно.

Я увидел Ивель – она лежала на боку, подтянув колени к груди. Сердце моё трепыхнулось, и это так не походило на царапанье веток под сердцем, что я удивился. Соскочив с Рудо, я кинулся к ней – лицо ворожеи было залито кровью, и я принялся оттирать её своим рукавом.

– Ивель! – позвал я. – Ивель, прости меня!

Она приоткрыла глаза – если бы не кровь, казалась бы сонной.

– Я больше не хочу, – прошептала она. – Не хочу навей и ворожбы. Не хочу… воскрешать Лагре. Не хочу, чтобы он был таким, как они.

Я улыбнулся, отвёл прядь с её лица и закачал Ивель на руках, как ребёнка.

– Не будет, раз ты не хочешь. Милосердная сама способна решать, какой жизни она себе желает. Ты простишь меня?

Рудо лизнул Ивель в лицо, и она слабо улыбнулась. Я сжал её крепче, не решаясь поцеловать – пусть отойдёт сначала, а потом решит, хочет она меня видеть или нет.

Со стороны холма послышались окрики: Трегор провёл нечистецкими тропами Огарька, Нилира и даже часть войска. Я махнул им рукой: спускайтесь, мол, бояться тут нечего.

На небе так и светили оба: Золотой Отец и Серебряная Мать.

* * *

Алдаровых сыновей я нашёл мёртвыми. Они вели степняков, и нави кинулись на них первыми. Я лично закрыл им глаза – а своим воинам поручил рыть могилы. Зато командующий Раве нашёлся живым, а Ивель уговорила взять его в Горвень, безоружного, выходить и отправить потом домой, в Царство, снарядив в дорогу как славного гостя.

Пусть гибель степняцкой армии от навей удовлетворила моё злое сердце, а всё же я не мог не свершить месть Алдару – он сам ослепил Огарька, значит, я сам должен был убить его: за боль, за страх, за унижение – и мои, и моего сокола.

Ни о какой «чистой» смерти для врага я и не думал – тхена вывели ко мне бледного, измождённого, а я привязал его за ноги к двум наклонённым берёзам и велел отпустить деревья вверх.