Мертвоград

Старший киур частенько повторял это выражение. В шутку, посмеиваясь про себя. Потому что для того, чтобы другие поняли и оценили комизм ситуации, пришлось бы рассказывать целую историю, уходящую корнями аж в далекие восьмидесятые годы прошлого века. «Весьма и весьма» было любимой присказкой замполита воинской части, запрятанной глубоко среди забайкальских сопок, в которой проходил срочную службу будущий киур. И это были последние слова, которые он, замполит, будучи в стельку пьяным, сумел выговорить во время вечернего построения части, перед тем как, запутавшись в полах собственной шинели, упасть и скатиться по широким ступеням штабной лестницы. После построения они пошли в клуб смотреть фильм. Какой именно, он – киур – уже и не помнил. А вот укутанный в шинель замполит, катящийся по ступенькам, будто кулек, – гениальный мем! На уровне записей в дембельских альбомах: «Сынок! Два года – должок!», «Кто не был – тот будет. Кто был – не забудет!», «730 дней в сапогах!» Блестящие мемы! Работавшие из поколения в поколение! Киур помнил, как искренне переживали солдаты-срочники, когда умер в те времена казавшийся таким же бессменным, как Генеральный секретарь КПСС, министр обороны Устинов. Из-за того, что фамилия нового министра обороны ну никак не желала рифмоваться со строчками дембельского стишка.

Програма «Октябрь-Олимпия» – в действии. Версия 80.03.

И – вот!

Комната для совещаний старшего киура. Шторы плотно задернуты – за окном ночь. За столом расположились восемь московских киуров, экстренно вызванных в Эсперанту. Старший киур стоял во главе стола. Он вообще редко когда присаживался во время совещаний. Стоящий человек кажется остальным более высоким. На уровне подсознания это придает ему дополнительный вес в глазах окружающих. Прием далеко не новый, всем хорошо известный, но, как ни странно, по-прежнему действующий даже на тех, кто знает, в чем тут фокус. Особенно если подкреплять его дополнительными мемами. Лучше – вербальными.

Большой, вполстены, плоский монитор за спиной у старшего киура был включен еще до того, как приглашенные вошли в комнату и начали рассаживаться на своих местах. Сейчас на нем мелькали ночные московские улицы, снятые из окна быстро едущего автомобиля. Изображение воспроизводилось в ускоренном режиме, из-за чего контуры предметов казались размытыми, огни – смазанными. Зрительно невозможно было определить, где именно, по каким улицам едет машина, из которой производится съемка. Стремительность в сочетании с нервозной неопределенностью создают ощущение угрозы, непонятно откуда исходящей. Экран, особенно если он большой, с четким, сочным изображением, представляет собой неистощимый рог изобилия, из которого сплошным потоком сыплются и сыплются мемы. Миром правит рука, управляющая этим потоком. А вовсе не та, что качает колыбель. Нынче младенец засыпает не под бабушкину сказку, а глядя в телевизор. А просыпаясь, тут же тянется к пульту. Малыш начинает сам включать окружающие его экраны, прежде чем научится ходить. Он еще не понимает, что происходит, а мемвирусы уже проникают в его мозг и, встраиваясь в локусы, вызывают мутации самых глубинных мемплексов. Результатом столь раннего и, как правило, почти неконтролируемого вмешательства становятся как гении, так и идиоты. Чаще – идиоты. Но от этого уже никуда не уйти. Увы. Это новый этап эволюции.

Ну, да ладно. К делу.

– Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие. Мне весьма и весьма неприятно это говорить, но у нас кризис.

Начать совещание с подобной фразы все равно что на пятом ходу шахматной партии, когда только-только начался размен фигур, сказать не уступающему тебе в мастерстве сопернику: «Вам мат, гроссмейстер!»

На экране за спиной у старшего киура появилась доска, расчерченная на черно-белые квадраты. Черный конь бьет белого слона.

Естественно, киуры зашевелились, заерзали на стульях, завозились руками по столу, принялись переглядываться да перешептываться.

– Как – кризис?

– Как кризис?

Один так даже достал носовой платок и принялся старательно в него сморкаться.

– В следующий раз, господин Шульгин, не забудьте принести зубную щетку, – сказал, обращаясь к сопливому коллеге, старший киур.

– Что, простите? – Шульгин вытер красный нос скомканным платком.

– Зубы почистить не желаете? – радушно улыбнулся старший киур.

– Э-э…

Шульгин понял, что пропустил сильный мем. Однако теперь уже поздно было пытаться что-либо предпринять. Оставалось только смириться. И, дождавшись конца совещания, заняться деконструктивированием мема. Работа нудная, кропотливая и весьма неблагодарная. Все равно что рис перебирать.