Мертвые души

That is to say, all SEEMED to agree on the point; until a sudden shout arose from the direction of the Postmaster, who for some time past had been sitting plunged in thought.	Против догадки, не переодетый ли разбойник, вооружились все; нашли, что сверх наружности, которая сама по себе была уже благонамеренна, в разговорах его ничего не было такого, которое бы показывало человека с буйными поступками. Вдруг почтмейстер, остававшийся несколько минут погруженным в какое-то размышление, вследствие ли внезапного вдохновения, осенившего его, или чего иного, вскрикнул неожиданно:
"I can tell you," he cried, "who Chichikov is!"	"Знаете ли, господа, кто это?" Голос, которым он произнес это, заключал в себе что-то потрясающее, так что заставил вскрикнуть всех в одно слово:
"Who, then?" replied the crowd in great excitement.	"А кто?" --
"He is none other than Captain Kopeikin."	"Это, господа, судырь мой, не кто другой, как капитан Копейкин!"
"And who may Captain Kopeikin be?"	А когда все тут же в один голос спросили: "Кто таков этот капитан Копейкин?" почтмейстер сказал:
Taking a pinch of snuff (which he did with the lid of his snuff-box half-open, lest some extraneous person should contrive to insert a not over-clean finger into the stuff), the Postmaster related the following story35. 35 To reproduce this story with a raciness worthy of the Russian original is practically impossible.	"Так вы не знаете, кто такой капитан Копейкин?" Все отвечали, что никак не знают, кто таков капитан Копейкин. "Капитан Копейкин", сказал почтмейстер, открывший свою табакерку только вполовину, из боязни, чтобы кто-нибудь из соседей не запустил туда своих пальцев, в чистоту которых он плохо верил и даже имел обыкновение приговаривать: "Знаем, батюшка: вы пальцами своими, может быть, нивесть в какие места наведываетесь, а табак -- вещь, требующая чистоты". -- "Капитан Копейкин", повторил он, уже понюхавши табаку "да ведь это, впрочем, если рассказать, выйдет презанимательная для какого-нибудь писателя, в некотором роде, целая поэма". Все присутствующие изъявили желание узнать эту историю, или, как выразился почтмейстер, презанимательную для писателя, в некотором роде, целую поэму, и он начал так.
The translator has not attempted the task.	Повесть о капитане Копейкине
"After fighting in the campaign of 1812, there was sent home, wounded, a certain Captain Kopeikin - a headstrong, lively blade who, whether on duty or under arrest, made things lively for everybody.	"После кампании двенадцатого года, судырь ты мой", так начал почтмейстер, несмотря на то что в комнате сидел не один сударь, а целых шестеро: "после кампании двенадцатого года, вместе с ранеными прислан был и капитан Копейкин.