Мертвые души

Приезду гостей он обрадовался, как бог весть чему. Точно как бы увидел он братьев, с которыми надолго расставался. “Константин Федорович! Платон Михайлович!” вскрикнул он: “отцы родные! вот одолжили приездом! Дайте протереть глаза! А уж, право, думал, что ко мне никто не заедет. Всяк бегает меня как чумы, думает — попрошу взаймы. Ох, трудно, трудно, Константин Федорович. Вижу — сам всему виной. Что делать? свинья свиньей зажил. Извините, господа, что принимаю вас в таком наряде. Сапоги, как видите, с дырами. Да чем вас потчивать, скажите”.

“Пожалуйста без околичностей. Мы к вам приехали за делом”, сказал Скудронжогло. “Вот вам покупщик, Павел Иванович Чичиков”.

“Душевно рад познакомиться. [Далее начато: сказал] Дайте прижать мне вашу руку”.

Чичиков дал ему обе.

“Хотел бы очень, почтеннейший Павел Иванович, показать вам имение, стоящее внимания. Да что, господа, позвольте спросить, вы обедали?”

“Обедали, обедали”, сказал Скудронжогло, желая отделаться… “Не будем мешкать и пойдем теперь же”.

“В таком случае пойдем”.

Хлобуев взял в руки картуз. Гости надели на головы картузы, и все отправились пешком осматривать деревню.

“Пойдем осматривать беспорядки и беспутство мое”, говорил. Хлобуев. “Конечно, вы сделали хорошо, что пообедали. Поверите ли, Константин Федорович, курицы нет в доме, — до того дожил… Свиньей себя веду, просто свиньей!”

Глубоко вздохнув и как бы чувствуя, что мало будет [Далее начато: ответного ] участия со стороны Константина Федоровича и жестковато его сердце, подхватил под руку Платонова и пошел с ним вперед, прижимая крепко его к груди своей. Скудронжогло и Чичиков остались позади и, взявшись под руки, следовали за ними в отдалении.

“Трудно, Платон Михалыч, трудно!” говорил Хлобуев Платонову. “Не можете вообразить, как трудно! Безденежье, бесхлебье, бессапожье! Трын-трава бы это было всё, если бы был молод и один. [если бы был один и молод] Но когда все эти невзгоды станут тебя ломать под старость, а под боком жена, пятеро детей, — сгрустнется, по неволе сгрустнется…”

Платонову стало жалко. “Ну, а если вы продадите деревню — это вас поправит?” спросил он.

“Какое поправит!” сказал Хлобуев, махнувши рукой. “Всё пойдет на уплату необходимейших долгов, а затем для себя не останется и тысячи”.

“Что ж вы будете делать?”

“А бог знает”, говорил Хлобуев, пожимая плечами.

Платонов удивился.

“Как же вы ничего не предпринимаете, чтобы выпутаться из таких обстоятельств?”

“Что ж предпринять”.

“Будто нет уже средств?”

“Никаких”.

“Ну, ищите должности, возьмите какое-нибудь место”.

“Ведь я губернской секретарь. Какое ж мне могут дать выгодное место? Жалованье дадут ничтожное, а ведь у меня жена, пятеро детей”.

“Ну, частную какую-нибудь должность. Пойдите в управляющие”.

“Да кто ж мне поверит имение: я промотал свое”.

“Ну, да если голод и смерть грозят, нужно же что-нибудь предпринимать. Я спрошу, не может ли брат мой [Вместо “Я спрошу ~ брат мой” было начато: Брат мой имеет знакомых в городе] через кого-либо в городе выхлопотать какую-нибудь должность”.

“Нет, Платон Михайлович”, сказал Хлобуев, вздохнувши и сжавши крепко его руку: “не гожусь я теперь никуды. Одряхлел прежде старости своей, и поясница болит от [Далее начато: стра<шных>] прежних грехов, и ревматизм в плече. Куды мне! Что разорять казну? И без того теперь завелось много служащих ради доходных мест. Храни бог, чтобы из-за доставки мне жалованья [чтобы из-за меня] прибавлены были подати на бедное сословие: и без того ему трудно при этом множестве сосущих. Нет, Платон Михайлович, бог с ним”.

“Вот положение!” думал Платонов. “Это хуже моей спячки”.

Тем временем Скудронжогло и Чичиков, идя позади их на порядочном расстоянии, так между собою говорили:

“Вон запустил как всё!” говорил Скудронжогло, указывая пальцем. “Довел мужика до какой бедности! Когда случится падеж, так уж тут нечего глядеть на свое добро. Тут всё свое продай, да снабди мужика скотиной, чтобы он не оставался и одного дни без средств производить работу. А ведь теперь [работу. Теперь] и годами не поправишь: и мужик уже изленился, и загулял, и стал пьяница”.

“Так, стало быть, теперь не совсем выгодно и покупать эдакое имение?” спросил Чичиков.

Тут Скудронжогло взглянул на него [взглянул на Чичикова] так, как бы хотел ему сказать: “Ты что за невежа! с азбуки, что ли, нужно с тобой начинать?” — “Невыгодно! да через три года я буду получать двадцать тысяч годового дохода с этого именья. Вот оно как невыгодно! В пятнадцати верстах — безделица! А земля-то какова? разглядите землю! Всё поемные места. Да я заведу лен, [Да я засею льну] да тысяч на пять одного льну отпущу; репой засею — на репе выручу тысячи четыре. А вон смотрите по косогору рожь поднялась, [смотрите, рожь поднялась] ведь это всё падаль. Он хлеба не сеял, я это знаю. Да этому именью полтораста тысяч, а не сорок”.

Чичиков стал опасаться, чтобы Хлобуев не услышал [Над строкой начато карандашом: “В самом деле”, сказал Хлобуев] и потому отстал еще подальше.