Мертвые души (киносценарий)

Взглянув, Чичиков точно увидел, что на нем не было ни цепочки, ни часов.

— Но зато как покутили! Ох и кутили! — воскликнул Ноздрев. — Веришь ли, что я один в продолжении обеда семнадцать бутылок клико-шампанского выпил.

— Ну, семнадцать ты не выпил, — заметил ему Мижуев.

— А я говорю, что выпил!

— Ты что хочешь можешь говорить, но ты и десяти не выпьешь.

— Хочешь об заклад, что выпью!

— К чему же об заклад?

— Ну, поставь свое новое ружье.

— Не хочу.

— Да ты поставь, попробуй!

— И пробовать не хочу...

— Да был бы ты без ружья, как без шапки... — захохотал Ноздрев.

В этот момент хозяйка поднесла на подносике две рюмки анисовой. Выпив их залпом одну за другой, Ноздрев крякнул и спросил Чичикова:

— Ты куда ездил?

— Да тут, к человеку одному.

— Едем ко мне.

— Нс могу, дела в городе.

— Врешь! Пари держу, врешь! Едем! — настаивал Ноздрев. — Тут всего верст пять, духом домчимся!

— Ну что ж, изволь... — немного подумав, согласился Чичиков. — Но, чур, не задерживать, — добавил он.

— Эх, Чичиков! — обнимая его, радостно вскричал Ноздрев. — Люблю тебя, скотовод ты этакий, свинтус!.. Ну, поцелуй меня!..

Эп. 27.

Столовая. У Ноздрева. Вечер, но еще светло. В столовой хаос. Полупустынно. Одна стена выбелена, другие грязные, пол забрызган известью и краской. В стороне у раскрытого окна высокие деревянные козлы, около козел ведра с краской, кисти. Столовую соединяет с гостиной широкая арка, за аркой на стенах видны сабли, ружья, кинжалы.

У одной стены столовой стоит дешевая уличная шарманка, горка, шкап, у другой — большой диван, около дивана круглый стол с остатками еды и большим количеством бутылок. Под столом и около стола ползают и бегают щенки всевозможных пород. Действие начинается тем, что Ноздрев (он в одном халате с раскрытой грудью, на которой видна черная борода) наливает бокалы и поет двусмысленный куплет какого-то водевиля... Чичиков, мурлыча, ему подпевает... Налив вино, Ноздрев поднимает бокал, чокается и залпом выпивает. Чичиков свой незаметно выплескивает и ставит на стол.

— Вот какая у меня к тебе просьба, — начинает он. — У тебя есть, чай, много умерших крестьян, которые еще не вычеркнуты из ревизий?

— Ну, есть, а что?

Чичиков небрежно:

— Переведи их на мое имя.

Ноздрев, с величайшим любопытством:

— А на что они тебе?

— Да просто так, фантазия...

— Пока не скажешь, не переведу.

— Ну хорошо, — сказал Чичиков и, подойдя к Ноздреву, объяснил: — Мне это нужно для приобретения весу в обществе...

— Врешь... Врешь... — захохотал Ноздрев.

Чичиков и сам заметил, что придумал не очень ловко.

— Ну, так я скажу тебе по секрету, — поправившись, тихо начал он, — задумал жениться...

— Врешь! Врешь! — перебил его Ноздрев.

— Однако ж это обидно! — рассердился Чичиков. — Почему я непременно лгу?

— Да ведь ты большой мошенник, — спокойно сказал Ноздрев. — Если бы я был твоим начальником, я бы тебя повесил.

— Ну, брат, всему есть граница... — обидевшись, произнес Чичиков и отошел к окну.

Внизу, во дворе, Селифан запрягал тройку в бричку.

— Ну, не хочешь подарить, так продай, — обернувшись к Ноздреву, примиряюще сказал Чичиков.

— Чтобы доказать тебе, что я не какой-нибудь скалдырник, я не возьму за них ничего, — великодушно заявил Ноздрев, протягивая Чичикову руку. Тот обрадованно пожимает ее.

— Купи у меня жеребца, — продолжал Ноздрев, — а души я тебе дам в придачу.

— Помилуй, на что мне жеребец?.. — удивился Чичиков.

— Ну, купи каурую кобылу, — предлагает Ноздрев. — За кобылу и жеребца я возьму с тебя только две тысячи.

— И кобыла мне не нужна...

— Ну, так купи собак, я тебе продам вот эту пару. — Ноздрев хватает с полу двух щенят и подносит их к Чичикову. — Вот! Брудастые, с усами, шерсть вверх, лапа в комке!

— Да зачем мне собаки! — воскликнул, отступая, Чичиков.

— Тогда купи шарманку, — войдя в азарт, не унимался Ноздрев. — Чудная шарманка! — вскричал он и, отбросив щенят, подскочил к шарманке и завертел ручку. Шарманка зашипела, заиграла, щенки вдруг заскулили, а откуда-то послышался многоголосый собачий вой...

— Я тебе шарманку и мертвых душ, — покрывая музыку и вой, кричал Ноздрев, накручивая ручку, — ты мне твою бричку и триста рублей...

— Тьфу! какой ты неугомонный! — досадливо махнул рукой Чичиков и, явно расстроенный, уселся в угол дивана. А Ноздрев, прекратив играть, взял с шарманки колоду карт и, ловко вразрез тасуя ее, продолжал:

— Ну, метнем банчик... Ставлю на карту всех умерших! — вдохновенно объявляет он и, подсев к Чичикову, начинает примерно метать на диван.

— Вон она! Экое счастье! Так и колотит, так и колотит!

Чичиков, отвернувшись, даже не смотрит.

— Не хочешь играть?

— Не хочу.

— Отчего же?

— Не хочу, и полно!

— Экий ты, право, двуличный человек... — обидевшись, сказал Ноздрев и встал. — Дрянь ты... Ракалия! Фетюк!

— За что же ты ругаешься... — несколько испугавшись, спросил Чичиков. — Разве я виноват, что не играю в карты. Продай мне души, и все тут...

— Продавать я не хочу... это будет не по-приятельски, — ответил ему Ноздрев. — Э, слушай! — воскликнул он, осененный новой идеей. — Может, в шашки сыграем? Выиграешь — все души твои. А?