Мертвые души. Том 3

— Именно, что таковая имеется, — отвечал путеводитель. – Нынче уж в ней, почитай, что пятнадцать годков никто не живёт, а прежде была община старообрядческая, да ушли они вверх по берегу, вёрст с двадцать отсель будет. Живут хутором по причине того, что почитай все перемерли на старом то месте. Говорят, будто место там было нечистое, проклятое. Старики сказывают – разве что не черти водились, но я, как старший конюх думаю, что не в черте дело, а в их упрямстве да темноте. Вот, стало быть, Господь за это их и покарал. Опять же у них как: ежели и заболел кто они даже и лекаря до себя не допускают, а лечатся одною молитвою. Оно, конечно же, хорошо – молитвою, но я вам, Вашество, как старший конюх скажу, что и скотине порошки не без пользы, а не токмо, что человеку. Вот, стало быть, они перемерли там все от какой—то болячки…

«Однако, экий бойкий мужичонка», — подумал Чичиков, глядя на словоохотливого своего вожатого, впрочем так и не вызвавшего в Селифане симпатии, что следовало из насмешливых взглядов, коими одаривал он своего соседа по козлам, да красноречивых плевков сыпавшихся на пыльную обочину при каждом упоминании о «старшем конюхе».

— Так ты, братец, доставь меня на тот самый хутор к старообрядцам, что верстах в двадцати будут. Мне там кое с кем перетолковать потребно. В отношении же тех земель, что должны были мы сегодня осмотреть, ты мне всё подробно дорогою расскажешь, — сказал Чичиков и наши путешественники, поворотивши в сторону от намеченного было маршрута, отправились в сторону реки, над которою в сей ранний час висели ещё холодные осенние туманы.

Земли, что должны были отойти Павлу Ивановичу числом ни много, ни мало, а двумя тысячами десятин, по словам старшего конюха, и впрямь были отменные. Там хватало всего: и пахоты, и леса, и лугов, да ещё и две речки со своею красною рыбою имелись в наличии, так что не обманул Пётр Ардалионович в своих посулах не обделить Чичикова землею. И лишь одно вызывало некоторую досаду у Павла Ивановича то, что земли записывались «казенными десятинами»; в переводе же на «хозяйственные» наместо двух тысяч оставалось всего лишь полторы, ну а в пересчёте на «большую» получалось и того меньше. Хотя, признаться, досада сия была более умственного толку, потому как земли сии были Чичикову вовсе без надобности и лишь двое сказанных Петром Ардалионовичем прииска казались ему тем поприщем, что ждали его впереди. Поэтому, досадуя таковым вот манером, он словно бы играл сам с собою в некую игру, как бы разжигая себя и подразнивая, может быть даже и с тем, чтобы развлечься дорогою.

Прошло немалое время, проведённое ими в плутании по просёлкам, покуда не открылся наконец—то их взорам тот самый долгожданный хутор, стоявший над самым берегом реки. Внизу, косогором сбегавшего к воде берега, лежало несколько лодок вытащенных, как надобно думать, для просушки, да висели на вбитых в глинистую почву кольях сети, развешанные для той же цели. Хутор сей, состоял из трёх больших домов с постройками. Тут же, безо всякой ограды бродило несколько коров, козы, цветные куры, да ещё и утки, что небольшою ватагою плескались у самой кромки сырого берега.

— Что же, Ермолай, веди меня до старосты, мне со старостою желательно бы перемолвиться. Скажи приехал, дескать, человек из города, от самого Петра Ардалионовича по нужному делу. Надеюсь, ты со старостою то здешним знаком? — спросил Чичиков, обратившись к своему провожатому.

— Как же не знаком! У нас должность такая, у старших конюхов, чтобы всех знать. Потому как по хозяйственной—то части куды только ноги не занесут. А тутошнего старосту я очення даже что, знаю! — отвечал Ермолай словно бы не замечая очередного плевка, коим Селифан украсил росшую у обочины, пожухлую к осени траву.

— Вот и славно, — сказал Чичиков, — а сейчас пойди—ка, дружок, кликни его, — с чем старший конюх и отправился к одному из убиравших собою косогор домов.

В какие—то минуты он сызнова появился в сопровождении крепкого с окладистою седою бородою мужика, с волосами, стриженными в кружок и с цепким взглядом несколько настороженных серых глаз.

— Вот он староста и есть! Фролом Акимычем кличут, — сказал старший конюх, подводя коренастого мужика к Павлу Ивановичу.

— Что же, это хорошо, что Фролом Акимычем, — ухмыльнулся Чичиков, а затем, оборотившись до старосты, спросил. — Тебе, любезный, уж Ермолай передал, что прибыл я по делу от самого Петра Ардалионовича Охочего?

— Как же! Знамо дело! Слухаю вас, барин, — коротко и с достоинством отвечал староста.

— Дело моё до тебя, видишь ли, в том, что хочу я заплатить тебе отступного за то сельцо, где прежде обреталась ваша община, — сказал Чичиков, сойдя с коляски и отводя старосту в сторону для секретного разговору.

— Это ты про Рогово, что—ли, барин толкуешь? — спросил староста. – Нехорошее там, скажу я тебе, место – проклятое. Да и от сельца—то, почитай уж, ничего не осталось. Избы давно уж все пообвалились, разве что один лишь погост ещё стоит. Да и то кресты бурьяном заросли. К чему тебе оно?..