Мертвые души. Том 3

Возгласивши приличествующие случаю приветствия, весьма радушные, но сделанные, однако же, довольно слабым голосом, дядюшка поспешил к Манилову и они заключили друг друга в самого сердечного свойства объятия, причём Манилов, будучи росту изрядного, низко склонившись для проявления сих родственных чувств, выставил кверху, обтянутый серыми панталонами тощий свой зад. Облобызавшись с Маниловым дядюшка, улыбаясь всё тою же со сквозящей в ней слабостью улыбкой, направился к Павлу Ивановичу, вопрошая полным светской любезности тоном:

— Кому имею честь быть представленным? Кому имею честь?... — как бы адресуя вопрос сей до переминающегося с ноги на ногу Манилова и точно не замечая сквозящих у него из—под халату самым бессовестным образом подштанников.

— Прошу покорнейше простить меня за мою бестактность, — торопливо проговорил Манилов, — но разрешите рекомендовать вам моего старинного друга и приятеля — Чичикова Павла Ивановича!

При сих последних, сказанных Маниловым словах, дядюшка, радушно улыбавшийся и готовый было уж заключить в объятия свои и Павла Ивановича, вдруг неожиданно приостановился, лицо его приняло белый, а затем разве что не зеленоватый оттенок, улыбка во мгновение исчезнула с его губ, а глаза округлившись, словно бы полезли из глазниц.

«Ну вот, всё пропало, и надо же так сразу! Видать, наслышан о моих подвигах, иначе с чего бы это его так перекосило. Нет, не судьба! Не сумеем столковаться!», — подумал Павел Иванович обреченно.

Дядюшка же, всё более и более зеленея лицом, и точно бы мяукнувши нечто на прощание, обернулся вкруг себя юлою и не произнесши более не звука, бросился вон из залы, что есть мочи, топоча красными своими хлопанцами. Так что у Чичикова даже мелькнула беспокойная мысль о том, что не караул ли он отправился выкликать для того чтобы вести героя нашего в острог. Посему—то и поспешил он было высказать предположение, что визит их не доставил, дескать, удовольствия хозяину дома, а коли так, то вернее им будет нынче откланяться, с тем чтобы пожаловать в иное, более подходящее случаю время, на что Манилов, точно бы ни в чём — ни бывало, спокойно отвечал:

— Не извольте беспокоиться, Павел Иванович. Дело это пустое и совсем обычное. Ведь знает дядюшка, что обедать у почтмейстера нельзя, что он почитай уж всю губернию перетравил! Так нет же, ездит к нему и ездит, вместе с остальными! Поверите ли, но сие ровно какое бедствие, ровно моровая язва, потому как после обедов у почтмейстера, почитай все присутственные места в городе закрыты, а начальство – как одно всё мается животом. Так что, ежели хочешь, какое дело выправить, то узнай заранее, а не было ли, братец, вчера обеда у почтмейстера, и лишь потом начинай хлопотать, потому что в противном случае всё без толку!

«Ах вот оно что, — подумал Чичиков, — вот оказывается где «собака зарыта», а я признаться никак не пойму, что это за странныя странности в сем дому творятся», — на словах же он, приободрясь, сказал:

— Друг мой, я, признаться, знаю верное средство, весьма полезное при желудочной хвори, и готов с превеликим удовольствием открыть его вашему дядюшке. Уверяю вас, в какие—то полчаса от хвори его не останется и следа.

— Что же, думаю сие будет весьма кстати. Я уж и без того вижу, что дядюшка к вам очень расположен, а так расположится ещё более, — сказал Манилов, но тут в коридоре сызнова послышались шаги уж известные нам.

На сей раз в них не произошло никакой заминки и дядюшка без помех проследовал в гостиную. Лицо его сделалось нынче уж не столь зелено, как несколькими минутами ранее, но бледность всё же покуда ещё осеняла чело.

Когда стихнули возобновившиеся было приветственныя возгласы и извинения за внезапно случившуюся отлучку, последовавшие со стороны хозяина дома, и герои наши расселись по стоявшим в гостиной сидениям, Манилов оборотясь до дядюшки проговорил безо всякой тени смущения во чертах лица своего, так, словно бы толковал о предмете вполне обыденном, а не настолько деликатном:

— Дядюшка, как выяснилось, Павел Иванович очень даже может подсобить вам в отношении вашей хвори. И пускай он и не доктор, но я, к примеру, не задумываясь ни на минуту вверил бы ему здоровье и своё, и всего семейства моего! Потому как просвещённость Павла Ивановича во всяческих вопросах столь обширна, что равного ему, пожалуй, и не сыскать по всей нашей губернии, даже и среди докторов да и прочего лекарского сословия…

На подобное предложение дядюшка встрепенулся всем своим исстрадавшимся телом, и поворотившись до Чичикова, жалобным голосом произнёс:

— Ох батенька, чего я только уже не пробовал – и кофий пил, и картофель сырой жевал, и табак глотал, ничего не помогает…

— Моё средство, любезный Семён Семёнович, всенепременно поможет. Надобно лишь только будет превозмочь в себе некоторую брезгливость и через полчаса позабудете и думать о своей хвори.

— Что же это за средство такое? — полюбопытствовал дядюшка.

— А средство весьма простое, потому что имеется во всяком дому, — отвечал Чичиков, — извольте только призвать кухарку.