Мертвые души. Том 3

Романическое сие настроение Павла Ивановича усилилось ещё более ибо довелось им проезжать мимо того места, где приключилась некогда его встреча с хорошенькою губернаторскою дочкою, что была приписана молвою в чуть было не свезённую Чичиковым из дому невесту. Тут какая—то светлая и нежная тоска, похожая более на счастливый сон, на сбывшуюся мечту, пронеслась сквозь грудь нашего героя и он сызнова, в который раз вспомнил о ненаписанном письме, которого с таким нетерпением дожидались в далёком, ставшим ему дорогим, лесистом уголке.

Он напрямую, без обиняков обратился к Манилову с вопросом о губернаторской дочке, ничуть не заботясь о том впечатлении, какое сей вопрос может произвесть на его спутника; на что Манилов отвечал, что особа, интересующая его нынче уж живёт в Петербурге, что сыскалась там для нея завидная партия, что приданного за нею было отдано одними ассигнациями пятьсот тысяч, и это выключая два имения с двумя тысячами душ крестьян и что муж у нея некто действительный статский советник из папенькиных однокорытников возглавляет некий департамент, какой, Манилов не брался сказать наверное, да сие, признаться, и не было важным для Павла Ивановича. Праздное его любопытство было удовлетворено, и он всё так же продолжал жмуриться на солнце, забавляясь тем, как путаются радугою его лучи в его ресницах. Впервые за многия годы почувствовал он подобное приятное расслабление всех своих душевных и телесных сил, проистекавшее из простой мысли о том, что ежели ему даже и не удастся довесть до конца затеи с теми «мёртвыми душами», что приобретены были им в Тьфуславльской губернии, то и сих, освидетельствованных нынче дядюшкою Семёном Семёновичем, должно было хватить и на покрытие всех его издержек, и даже на изрядную прибыль. Правда, надобно было ещё получить бумаги о состоявшемся, будто, их переселении в южные наши губернии, но сие казалось Чичикову меньшею задачею, нежели та, что была им уж сегодня решена.

Проехавши ещё две версты увидали наши путешественники наконец—то деревню Собакевича, стоявшую всё так же, точно бы осенённою по сторонам двумя крыльями — тёмным сосновым и светлым берёзовым лесом. Тут приятели решили разделиться и Чичиков, пересевши в наёмный экипаж, отправился прямиком к господскому дому, Манилов же, в соответствии с планом дядюшки Семёна Семёновича, должен был оставаться на месте не менее часа, и лишь затем тоже явиться к Собакевичу, словно бы не по сговору с Павлом Ивановичем, а по случайности, проистекавшей из чрезвычайно важных до Собакевича обстоятельств. Для чего сие было надобно, я думаю, мы увидим далее, а покуда герои наши по сказанному и поступили – Манилов, своротивши с дороги, схоронился в небольшом, стоявшем островком леске, а Чичиков поскакал далее, дабы встретиться с Собакевичем с глазу на глаз.

Красная крыша господской усадьбы нынче, равно как и два года назад, сияла свежею, сверкавшей под солнцем краскою. Видно хозяин не скупился в средствах на поддержание дома в исправности и порядке, потому что и стены его серые и дикие тоже носили на себе следы явного ухода, что виден был в более светлых пятнах из новых досок, сменивших прежние, как надо думать – истлевшие. Мы не станем занимать читателя описанием сего достойного строения, которое вполне могло бы украсить не одно военное поселение, о чём мы уж имели случай упомянуть, когда герой наш впервые посещал сие имение, поразившее его крепким, неуклюжим, на века рассчитанным порядком, видным во всём – и в сараях, срубленных из полновесных брёвен, и в деревенских избах мужиков, и даже в колодце, на который употреблё, был самый, какой только и мог сыскаться крепкий дуб.

Подкативши ко крыльцу, помещавшемуся под несколько съехавшим в сторону от серёдки дома трёхногим фронтоном, Чичиков повстречал всё того же, вышедшего на звук подкатившего экипажа, лакея, в серого сукна со стоячим воротником куртке, проводившего Павла Ивановича в прихожую, куда в скором времени вышел и сам хозяин, к слову сказать, ничуть не переменившийся за прошедшее время, и всё также глядевший медведем. Грубые, точно рубленные топором черты его пылали здоровьем, а лицо, не выказавшее никакого удивления по поводу нежданного визита, горело всё тем же цветом калёной меди.

Собакевич только и сказал своё:

— Прошу, — так, будто и не знал иных приветственных слов, присовокупивши сюда всего одну лишь фразу:

— Это хорошо, что вы заехали к обеду, — и повёл Чичикова в комнаты.