Мертвые канарейки не поют

– Уфф, через сорок восемь часов или чуть больше все это закончится! Хотя нет, все только начнется! Не хотел побеждать, но придется стать губером. Впрочем, я начинаю уже входить во вкус власти…

Подойдя к окну, он распахнул штору – из окна была видна центральная площадь со сценой и памятник Ленину.

– А тебе не тяжело смотреть на сцену, на которой едва не убили тебя и твою дочь? – спросила Рита, и Гоша, задергивая штору, ответил:

– Ты права. Когда стану губером, прикажу ее убрать. И вообще, когда я стану губером, тут многое будет иначе! Потому что успеха в жизни я уже добился, денег заработал достаточно, пора творить добро!

Рита поняла, что Барковский сам верит в то, что говорит. Она швырнула ему под ноги папку. Гоша в недоумении поднял ее и, хмурясь, произнес:

– Что там?

– Досье на тебя. То самое, которое за несколько дней, забросив все другие дела, собрали спецы моего интернет-канала расследований. Это печатный вариант, а еще есть сорокаминутный фильм, который через час будет выставлен в Интернет…

Гоша, хмурясь еще больше, раскрыл досье, вчитался и вдруг отбросил его. Лицо Барковского стало бледным, как могильный саван.

– Что за бред, – выдавил он из себя. – Ритка-маргаритка, что, я тебя спрашиваю, за бред? Ты все еще работаешь на этого жалкого насильника, который желает ущучить меня и вывалять в грязи? Ничего у вас не выйдет, скоты!

Он мог кричать, материться, истерить – это ничего не меняло. Рита видела, что Гоша боится, и это окончательно уверило ее в том, что все правда.

– Ты даешь слово этой алкашке, у которой брат-убийца! – лихорадочно листая досье, которое он снова поднял, затараторил Гоша. – Господи, нашла кому верить! Она же все мозги давно пропила!

– А почему пропила, Гоша? – спросила Рита. – Молчишь? Тогда ответь мне: отчего ее брат пытался убить – не тебя, а твою шестилетнюю дочку? Снова молчишь? Думаю, для того, чтобы заставить тебя страдать так же, как страдал он сам. Ведь ты начал насиловать его, когда мальчику было девять лет, и продолжал делать это до тех пор, пока ему не исполнилось четырнадцать. С девяти до четырнадцати – это ведь предпочтительный возраст твоих жертв, Гоша?

Смертельно бледный, Барковский прошептал:

– Что ты мелешь? Ты понимаешь, что ты пытаешься мне навесить? Что я… я… я…

Его губы дрожали, он был жалок.

– Что ты педофил, Гоша. Растлитель малолетних. Увы, именно малолетних, а не одного малолетнего. Потому что мой отдел совершил невозможное: в рекордно короткие сроки нашел еще трех молодых мужчин, которых ты в свое время в течение долгих недель, месяцев и лет регулярно растлевал. Компромата на тебя не было, и это меня насторожило – он есть на любого, поверь моему опыту журналиста-расследователя. Даже на меня! Да, ты, в отличие от своего ушлого папаши, не совершал финансовых махинаций, но мы, как и все другие, просто искали не в том направлении. Максимум, что на тебя пытались нарыть, так это романы с женщинами на стороне, тайные секс-забавы с продажными женщинами или мужчинами. Но ничего такого никогда не было: ты во всех отношениях был чист. Но лишь по той причине, что ни романы с женщинами, ни секс со взрослыми проститутками тебя никогда не привлекали. Тебе требовалось иное. А когда стало понятно, в какой стороне надо искать, все оказалось очень легко.

– Ты что говоришь… – Гоша едва не плакал, и в его изумрудных глазах стояли слезы.

Но Рите не было его жаль ни чуточки.

– И эти трое парней – только вершина айсберга. Сколько их было на самом деле, Гоша? Двое наотрез отказались говорить, тем более что один живет под новым именем, а другой пребывает в психиатрической клинике, но вот третий… Ну, об этом будет подробно рассказано в фильме. Но мы упорно ищем и найдем других, кто также будет говорить.

Гоша заорал ей в лицо:

– Все они врут! Я никакой не педофил! Я женат, у меня чудесная жена, две прелестные дочки…

– Вам очень повезло. Очень. А что было бы, если бы это были два сыночка? – произнесла мягко Рита. – К девочкам тебя, как я понимаю, не тянет. А вот к несчастным мальчикам… Смог бы ты удержаться, Гоша?

Барковский, по лицу которого струились слезы, лихорадочно зачастил:

– Ты ничего не сможешь доказать. Это все наветы… Ты не посмеешь опубликовать это, потому что я тогда тебя уничтожу… Как и эту дуру, которая посмела утверждать, что я причинил ее брату такое…

Рита прервала его:

– Эльвира в надежном месте. Ты испортил жизнь не только ее брату, но и ей самой. Я ей помогу, оплачу ей лечение и постараюсь сделать так, чтобы ее жизнь наладилась. Хотя бы немного…

Помолчав, она сказала: