Мертвые канарейки не поют

– И вообще, операция ведь спасла тебе жизнь, без нее бы ты запросто могла умереть, а то, что ты потеряла сознание в ванной, и выявило у тебя наличие опухоли, которая ведь могла из незлокачественной переродиться в злокачественную, и тогда все было бы намного хуже…

О, если бы они знали!

И тут Рита подумала – а почему они, собственно, не должны знать? Ведь эти боль, отчаяние и одиночество, которые буквально изгрызали ее изнутри, и подтолкнули ее к тому, чтобы покончить с собой.

Теперь-то она понимала, что поступок был глупый и опрометчивый, ведь ее смерть ничего бы не изменила.

Но что изменит ее жизнь?

– И ведь если бы не помощь Льва Георгиевича, то…

Тут Риту прорвало. Да, они должны знать – более того, они имеют право знать.

И она все им рассказала.

Без ненужных подробностей, но и не утаивая важных деталей. Достаточно связно, глядя в одну точку перед собой. Ни разу не будучи прерванной и ни разу не запнувшись.

Вот теперь они знали – всё!

Отец заявил, что убьет «этих уродов». Мама, расплакавшись, убежала с кухни, и Рите пришлось утешать ее. Потом родители решили, что настал черед утешать ее саму, и девушка заверила, что с ней все в полном порядке.

Хотя, конечно, это было далеко не так.

Ей было понятно, что родители потрясены, ошарашены, раздавлены. Их уютный мирок, быть может, и покосившийся, вдруг в одночасье рухнул в тартарары.

Рита же чувствовала, что опустошена. Но в то же время понимала, что именно это ей и требовалось.

Потому что ужасная тайна изматывала ее, чуть не убив. Теперь же было три человека, которые знали, что произошло.

Вопрос заключался в том, что теперь делать?

Они договорились, что примут решение на следующее утро. Рита взяла с родителей честное слово, что они пока ничего предпринимать не будут. А затем отправилась к себе в комнату, рухнула на постель – и в течение нескольких секунд заснула.

Это была первая ночь из множества предыдущих, когда ее не мучили кошмары, она не просыпалась в холодном поту, не вскакивала в ужасе, уверенная, что кошмар в тайной комнате на даче Барковских все еще продолжается.

Девушка открыла глаза и поняла, что настало утро. И что она проспала целую ночь, ни разу не пробудившись.

Рита потянулась, зевнула и повернулась на другой бок. Однако заснуть она не могла, потому что, как подсказывала ей интуиция, что-то было не в порядке.

Так и есть, в квартире было слишком тихо.

Босиком выбежав из своей комнаты, Рита убедилась, что осталась в квартире одна. Суббота была у родителей выходным днем. И, если бы они куда-то ушли, непременно – в этом она не сомневалась – предупредили бы ее. Или хотя бы оставили на кухонном столе записку.

Но никакой записки на кухонном столе она не обнаружила.

Рита испугалась. А что, если отец и мама…

Что, если она решили совершить какую-то благородную глупость?

В этот момент раздался звон ключей и щелканье замка, входная дверь открылась, и Рита увидела на пороге маму, груженную сумками: она была на рынке. И, понятное дело, не одна – отец ей наверняка помогал.

– Мамочка! – кинулась к ней Рита, чувствуя, что у нее с души камень свалился. Значит, все ее предположения были сущими глупостями. – оброе утро!

– Доброе утро, ребенок! – заявила мама с улыбкой, хотя Рита отметила, что в уголках ее рта затаилась скорбь. – Решила тебя с папой не будить, когда уходила на рынок – вы так сладко спали…

Вздрогнув, Рита уставилась на маму и пробормотала:

– А что, разве папа был не с тобой?

Они обе бросились в гостиную, где на раздвижном диване спали родители: постель была убрана, а диван заправлен. И отца нигде не было видно.

Мама опустилась на стул и закрыла лицо руками, а Рита бросилась к ней.

– Что он задумал? – воскликнула она. – Скажи мне, ты ведь знаешь?

Мама, плача, ответила:

– Понимаешь, мы полночи потом говорили на кухне о том… О том, как следует теперь поступить. И я была на твоей стороне, считая, что пока ничего предпринимать не нужно. Потому что мы имеем дело с могущественными и жестокими людьми. Но папа…

– Мама, скажи мне, что он решил сделать! – заявила Рита, и мама тихо произнесла:

– Понимаешь, он сказал, что… Что Барковские, особенно старший, не достойны, чтобы… Чтобы жить! И что он сам готов их пристрелить. Однако мне удалось убедить его, что это затея крайне глупая. И что ничего криминального не стоит предпринимать…

Пристрелить…

Они переглянулись, а затем бросились в кладовку, где в металлическом ящике хранилось охотничье ружье. В молодости отец был заядлым охотником, но потом на это хобби у него стало оставаться все меньше и меньше времени, и на природу он выбирался не чаще, чем раз в год.

Дверца металлического ящика, обычно всегда запертого на ключ, который отец хранил у себя в портмоне, была приоткрыта.

И ружья там не было.

Запричитав, мама схватилась за дверной косяк, а Рита принялась судорожно раздумывать. И отчего-то вспомнила, что адвокатский офис Льва Георгиевича работает и по субботам.