Произведение написано в жанре детектива. Московский газетчик, специалист по журналистским расследованиям Пётр Клаутов вместе со своей подругой Татьяной Борисовой отправляются в отпуск на черногорское побережье. На обратном пути парочка заезжает в Белград, чтобы навестить дальнего родственника Петра. В отеле, где они остановились, происходит серия убийств и странных смертей. Круг подозреваемых ограничен, это две супружеские пары из местных, двое пожилых поляков и москвичи. Положение последних осложняется тем, что ведущий расследование полицейский по каким-то своим причинам склонен подозревать в первую очередь именно русских. При этом настоящий преступник ведёт сложную игру, постоянно "подставляя" Петра и Татьяну. Обстановка складывается таким образом, что для того, чтобы не быть обвинёнными в преступлениях, которые они не совершали, разыскать преступника предстоит им самим. Причины убийств, которые Клаутов в условиях цейтнота с блеском раскрывает, кроются во второй половине сороковых годов ХХ века (то же относится и к предвзятости белградского полицейского). Поэтому параллельно с развитием детективного сюжета, развивается и историческая линия: насаждение коммунистической диктатуры в странах Восточной Европы (на примере Польши) и кризис в отношениях между ВКП(б) и компартией Югославии, используемый Москвой для окончательной сталинизации социалистического лагеря. Автор использует выдержки из не публиковавшихся ранее документов. Вторая часть романа посвящена приключениям Петра и Татьяны уже в Москве. По возвращении, журналист привлекает внимание Федеральной службы безопасности: его подозревают в убийстве заслуженного ветерана, генерала КГБ в отставке. Снова над его головой сгущаются тучи, и снова цейтнот. К счастью, теперь ему помогает старый приятель, оперативник Московского уголовного розыска. Ситуация в некотором роде повторяется: обнаруживается достаточно много подозреваемых, имевших мотив для совершения преступления, причём всё это связано со службой потерпевшего в НКВД-КГБ. А тут ещё выясняется, что он был причастен к судьбе польских военнопленных в Катыни…
Детективы18+Горлов Василий Александрович
Мертвые хватают живых
МЕРТВЫЕ ХВАТАЮТ ЖИВЫХ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Белград в этот вечерний сентябрьский час был удивительно хорош. Его центр, застроенный старыми домами, такими уютными и теплыми по сравнению с модернистскими новоделами, которыми были застроены другие районы главного города Сербии, утопал в зелени. Воздух, казалось, был пропитан аппетитно пахнущим дымком томящихся на жаровнях каштанов. Можно было понять, почему белградцы, как и жители большинства восточноевропейских столиц, называли когда-то свой город "маленьким Парижем". Всю эту "лепоту" быстро восстановили после НАТОвских бомбардировок 1999 года. Правда, Петру и Тане, возвращавшимся в гостиницу после визита к Ковачевичу, было не до местных красот: опасность, над ними нависшая, казалась трудноотвратимой. Однако не меньше вполне объяснимого страха их мучило подозрение, что бросающаяся в глаза враждебность подполковника Шошкича, еще совсем недавно казавшаяся совершенно необъяснимой, вполне могла оказаться порождением событий, произошедших задолго до появления на свет и московских туристов, и белградского полицейского. В этом случае все было бы до чрезвычайности обидно и несправедливо…
1
Из Фултонской речи У.Черчилля (текст и стиль подлинные, приведены без изменений в изложении газеты "Правда" от 11.03.46).
"От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике железная завеса опустилась на континент… Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София — все эти знаменитые города и население в их районах находятся в советской сфере и все подчиняются в той или иной форме не только советскому влиянию, но и в значительной мере увеличивающемуся контролю Москвы… Коммунистические партии, которые были очень незначительны во всех этих восточных государствах Европы, достигли исключительной силы, намного превосходящей их численность, и стремятся всюду установить тоталитарный контроль. Полицейские правительства превалируют почти во всех этих странах… в них не существует никакой подлинной демократии".
Первый послевоенный март радовал лондонцев голубым, дочиста отмытым февральскими дождями небом, но не баловал столь долгожданным после промозглой зимы теплом: арктический антициклон не позволял солнцу по-настоящему согреть город. Однако не по сезону прохладная погода не останавливала закаленных островитян, которые, по непонятной для континентального европейца привычке, пользовались любой возможностью, чтобы пошире распахнуть в своих домах окна. В субботу тридцатого марта в послеобеденный час окно было открыто и в одной из комнат старого особняка, вернее даже сказать, барского дома небольшой городской усадьбы, расположенной в тихом аристократическом районе британской столицы. Судя по убранству, это был кабинет если не политика, то писателя или, возможно, художника. Впрочем, его хозяин почти всю сознательную жизнь был и первым, и вторым, а в последнее время экс премьер-министр правительства Ее Величества сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль все больше и больше увлекался живописью, выказывая, между прочим, недюжинный талант.
Начинающий живописец с начала месяца пребывал в отличном настроении, притом, что со дня его катастрофического провала на выборах прошло меньше года. Все-таки, забавная вещь — политика! Тогда, июльским днем победного сорок пятого, после очередного рабочего дня Берлинской конференции, которую Советы, почему-то, предпочитают называть "Потсдамской", он сказал двум другим членам "Большой тройки" "до скорого свидания", но уехал навсегда, неожиданно уступив свое кресло К. Эттли.