Мертвые львы

Стивен Баттерфилд был владельцем издательства; поисковики с готовностью отзывались на запрос и сообщали, что он типичный представитель творческой интеллигенции, достаточно известный и пользующийся авторитетом в правящих кругах, часто публикует полемические статьи в газете «Обсервер», дает интервью на радио, является членом парламентского комитета по борьбе с неграмотностью и членом попечительского совета благотворительного общества, снабжающего учебниками школы развивающихся стран. Но его детство и юность покрывала туманная пелена. Проведенная Родди проверка показала то же самое и в отношении остальных. Все они были уважаемыми людьми, в той или иной степени обладали определенным весом, считались частью истеблишмента, к ним прислушивались власть имущие, промышленные воротилы и министры. Контроль и влияние взаимосвязаны…

Она вздрогнула от неожиданности: на пороге ее кабинета стоял Хо. Она даже не заметила, когда он там появился.

— Ты надо мной издеваешься, — сказал он.

— Издеваюсь? Над тобой? Ты о чем?

Он недоуменно посмотрел на нее:

— О твоей шутке.

Кэтрин Стэндиш умела изображать укоризненный вздох без того, чтобы вздыхать на самом деле. Этим умением она сейчас и воспользовалась.

— О какой именно шутке идет речь, Родди?

Он ей рассказал.

— Это была шутка.

Да уж, та еще шуточка.

— Дома на территории полигона не обстреливают. Так что оттуда классно наблюдать за стрельбами. Ну если знаешь заранее.

«Если знаешь заранее» было ключевой фразой.

— И вообще, не верю, чтобы Томми…

У Ривера болело все тело, и быстро идти он не мог, тем более в гору. А в долине у подножья холма сигнала не было.

— Ты это все из-за Келли устроил? — спросил он, поразившись, что его голос звучит как у девяностолетнего старца.

Йейтс остановился:

— Ты просто не врубаешься…

— Да врубаюсь я, врубаюсь, — сказал Ривер. — Только мне все равно.

— Она — единственное, что у меня…

— Ох, ну ты как маленький…

Он едва не добавил, что она вполне способна делать выбор самостоятельно, но мысль о выборе, сделанном Келли, заставила его заткнуться. Он снова попробовал позвонить по мобильнику, с трудом нажимая кнопку до ужаса распухшими пальцами. Сигнала не было. Послышался звук мотора, и Ривер взглянул в небо, почти ожидая увидеть, как Келли рассекает синеву в своей летающей бомбе, но в таком случае вряд ли она стала бы кружить над Апшотом.

Наверное, она уже в воздухе. Летит. Он должен поднять тревогу.

«Самолет врежется в „Иглу“. У нас будет свое собственное Одиннадцатое сентября».

В тот же день, когда российский олигарх с политическими амбициями сидит на встрече на семьдесят седьмом этаже «Иглы».

Разумеется, если Ривер ошибается, то провал операции на Кингс-Кроссе можно будет считать главным достижением его карьеры.

А если он прав, но не поднимет тревогу, то всю оставшуюся жизнь будет скорбеть об огромном числе погибших.

— Пойдем скорее!

— Нам в другую сторону, — возразил Грифф.

— Нет.

Ангар. Надо пойти в ангар и проверить, не ошибся ли он с удобрениями.

Еще два шага, и телефон в руке завибрировал, поймав сигнал.

На вершине холма перед ними возник джип.

Пашкин вышел из лифта с таким видом, будто вчера вечером ничего не произошло — по крайней мере, не с ним и не с Луизой. Сегодня на нем был другой костюм. Белоснежная сорочка, расстегнутая у ворота. Сверкающие серебряные запонки. Тонкий аромат одеколона. Портфель в руке.

— Мисс Гай, — поздоровался Пашкин. — Мистер Лонгридж.

По вестибюлю заметалось гулкое эхо, как в церкви.

Так все и началось. Они сидели в машине, так же как вчера. На улицах были те же пробки. Но какая разница, если они и опоздают минут на десять, подумала Луиза. Их ждет только Уэбб. Для саммита в верхах все очень скромно обставлено. На всякий случай она отправила Уэббу эсэмэску о том, что они скоро прибудут.

На перекрестке у въезда в Сити машина проехала мимо трех полицейских фургонов: черных, с тонированными стеклами. Внутри виднелись какие-то силуэты, увеличенные боевой экипировкой и шлемами, будто игроки в американский футбол перед началом матча.

— Похоже, ожидаются беспорядки, — сказал Пашкин.

В его присутствии Луиза не находила в себе сил говорить.

— Все ваши либеральные ценности, — продолжал он, — отступают на задний план, если возникает угроза вашим банкам и недвижимости.

— У меня нет никаких либеральных ценностей, — заявил Маркус.

Пашкин с интересом взглянул на него.

— К тому же ничего страшного, если пара-тройка смутьянов с расшибленными лбами проведет ночь в каталажке, — добавил Маркус. — Это же не протесты на площади Тяньаньмэнь.

— Да, разумеется. Как там у вас говорят — скромное, но многообещающее начало?

Полицейские фургоны остались позади, но по тротуарам шагали патрульные, по большей части не в боевой экипировке, а в ярких светоотражающих куртках. Сначала к публике выпускали констеблей Добродушие и Благожелательность, а если поднималась буча, им на замену появлялся сержант Скала.