Мертвые львы

— В общем, попытка засчитана, — сказал Ривер, отпустив спинку скамьи.

«Молодец, — подумал он. — Стоять можешь».

И пошел по дорожке к кладбищенским воротам, куда вот-вот ворвутся военные.

— Уокер?

Ривер оглянулся. Катинского заливал свет солнца, в последнюю минуту выглянувшего из-за колокольни.

— Бомбы закладывали не только они. Одну заложил я, — сказал Катинский и набрал еще один номер.

Взрыв обрушил западную стену церкви Святого Иоанна. Катинский погиб мгновенно, поскольку стоял на пути взрывной волны. Уже потом, в кошмарных снах, Риверу представлялось, как обломок древней кладки разрубает старого шпиона пополам, но на самом деле Ривера сбило с ног той же взрывной волной, и он скорчился под аркой кладбищенских ворот, прижав голову к коленям. Когда град камней наконец прекратился, Ривер не увидел, а услышал и ощутил еще одну смерть, последовавшую за гибелью Катинского, на этот раз медленную: старая колокольня дрогнула, качнулась и не удержалась в вертикальном положении. К счастью, она рухнула не на ворота, иначе Ривер присоединился бы к старику в его потустороннем мире. Как бы там ни было, казалось, что колокольня осыпается на кладбище и на дорогу долгие минуты, немереные акры времени, как и подобает, если так грубо оборвать ее поцелуй с небом, длившийся сотни лет; и даже спустя многие часы шок продолжал сотрясать внезапно возникший простор, рисуя новый пейзаж пылью и тишиной.

Маркус проверил, убит ли Пашкин, и помог Луизе подняться.

— Я встретил Ширли на лестнице, — сказал он. — Пашкин ей на глаза не попадался, и я сообразил, что он ушел на крышу.

— Спасибо, — сказала Луиза.

— Я же говорил, меня сослали к слабакам за то, что я люблю азартные игры. А не за то, что я ушлепок.

На крышу опустился вертолет, и Маркус пошел к нему.

17

В день несостоявшегося митинга протеста кое-где в Лондоне пылали пожары.

Сожгли несколько машин, спалили автобус, а один из бронированных полицейских фургонов «Янкел» успешно прошел боевое крещение на Ньюгейт-стрит, где в него запустили бутылку с зажигательной смесью. Разумеется, наутро на первых полосах всех газет красовалась фотография собора Святого Павла в клубах густого дыма. Но еще до наступления ночи к маршу, превратившемуся в мятеж, применили соответствующие меры: памятуя о возможной критике за чрезмерно мягкое обращение, полицейские действовали жестко, рассадили пару чересчур буйных голов и произвели ряд арестов. Организованные оравы разогнали, вожаков загрузили в полицейские фургоны, а тех, кого целый день продержали в котлах боковых улочек и переулков, отпустили по домам. На неминуемо последовавшей за этим пресс-конференции глава стратегического командования службы экстренной помощи заявил, что своими действиями полиция успешно продемонстрировала эффективность жесткого, прагматичного подхода. Однако же это заявление не изменило того факта, что Сити действительно остановили.

Слухи воспламеняли умы. Как оказалось, одно из робких предположений, сделанных тем утром в «Твиттере», — о том, что истребители Королевских военно-воздушных сил подняты по тревоге, дабы сбить самолет с грузом бомб, — в течение дня странным образом превратилось в неоспоримый факт; гораздо менее накаляющее обстановку сообщение о том, что в частном самолете «сессна-скайхок», задержанном за отклонение от заявленного полетного маршрута и препровожденном на ближайшую авиабазу, обнаружили листовки дилетантского исполнения и содержания, появилось лишь на следующий день. Примерно тогда же вся ответственность за опрометчивую повальную (и провальную) эвакуацию Квадратной Мили была возложена на спецслужбы, точнее, к ногам председателя Комиссии по ограничениям, который на тот момент фактически исполнял обязанности главы Пятерки и по совету которого министр внутренних дел ввела в Сити чрезвычайное положение. Роджер Лотчинг произвел на публику самое благоприятное впечатление, беспрекословно признав свою вину; как было замечено, проделал он это с видом игрока, признавшего свое поражение. Его уход в отставку не получил особой огласки, и, как говорят, Роджер должным образом оценил презентованный ему прощальный подарок — копию кресла «Барселона» Миса ван дер Роэ.

После окончания беспорядков многие магазины и офисы центрального Лондона оставались закрытыми, а машин на улицах поубавилось. Все население города словно бы задержало дыхание; лондонцы по большей части решили провести вечер в домашней обстановке. По обычно шумным улицам не шмыгали даже мыши.