Именно отсюда Лэм и позвонил Леди Ди, пригласил ее на встречу, а потом сидел в угасающем свете дня, будто клерк, которого только что уволили с работы, возможно, за нарушение санитарно-гигиенических норм. Он одну за другой выкурил семь сигарет, размышляя над отчетом Ширли Дандер о поездке в Котсуолдс, и едва поднес зажигалку к восьмой, как его с головы до ног сотряс приступ кашля, точно так же, как русского. Пришлось швырнуть недокуренную сигарету в канал и сосредоточиться на том, чтобы собрать тело воедино; к тому времени, как приступ миновал, Лэм чувствовал, будто пробежал целую милю. В глазах помутилось, все тело покрыл холодный липкий пот. С этим надо что-то делать, подумал Лэм, прежде чем подняться со скамейки и дать возможность Диане прийти первой.
А сейчас она игнорировала его приближение и, даже когда он сел рядом, не удостоила вниманием. Он заметил, что с их прошлой встречи волосы у нее отросли и вроде бы закудрявились, хотя, возможно, это просто парикмахерское искусство. На Диане был темный плащ, в тон колготкам. Наконец она соизволила заговорить:
— Если эта скамья испачкает мне плащ, я пошлю тебе счет из химчистки.
— В химчистке чистят плащи?
— В химчистке чистят плащи, в стоматологической клинике лечат зубы, в парикмахерской моют голову и стригут. Я понимаю, тебе все это в новинку.
— В последнее время я очень занят. Возможно, перестал следить за собой.
— Да, заметно. — Она повернулась к нему. — Зачем ты ходил к Николаю Катинскому?
— Ух ты, значит, не один я чем-то занят.
— Если кто-то пристает к бывшим клиентам, они, как правило, сообщают об этом куда следует. А мне сейчас и без этого хватает проблем.
— А, ты имеешь в виду внутренние разборки.
— Я имею в виду не лезь не в свое дело. Зачем он тебе понадобился?
— А что он тебе наговорил?
— Что-то про допрос, — сказала Диана Тавернер. — Якобы ты хотел еще раз услышать, какую информацию он выложил дантистам.
Лэм хмыкнул.
— Так что тебе от него было нужно?
— Я хотел еще раз услышать, какую информацию он выложил дантистам, — сказал Лэм.
— А видеозапись ты не мог посмотреть?
— Это не то же самое. — Воспоминания о недавнем приступе кашля обосновались в укромном уголке разума, так что казалось, будто это случилось с кем-то другим, поэтому Лэм закурил очередную сигарету, а потом запоздало ткнул пачкой в сторону Тавернер, которая помотала головой. — Вдобавок есть шанс, что он вспомнит что-нибудь еще. Или вспомнит по-другому.
— Джексон, что ты задумал?
Он невинно взмахнул рукой: мол, кто — я? Даже говорить ничего не пришлось, он просто повел сигаретой.
— Катинский — мелкая рыбешка, — сказала Тавернер. — Шифровальщик, никаких полезных сведений у него не было. Другие были информированы много лучше. Мы его оставили лишь на случай обмена. Он тебя действительно заинтересовал?
— Значит, ты ознакомилась с его досье.
— Когда мне сказали, что ты трясешь никчемных людишек из темных времен, само собой разумеется, что я ознакомилась с его досье. Это потому, что он упомянул Александра Попова? Ради бога, Джексон, неужели тебе так скучно, что ты решил раскопать древние легенды? Какую бы там операцию ни задумывал московский Центр в те времена, сейчас от нее столько же толку, как от магнитофонной кассеты. Мы выиграли войну, а теперь успешно проигрываем следующую, нам некогда устраивать повторные сражения. Возвращайся к себе в Слау-башню и благодари Бога, что ты больше не под прицелом.
— В отличие от тебя?
— Думаешь, легко быть заместителем главы Конторы? Ну да, это не жизнь за Берлинской стеной. Но попробуй делать мою работу, когда тебе свяжут руки, и ты поймешь, что такое стресс. Это я тебе обещаю.
Она пристально посмотрела на него, подчеркивая серьезность своего заявления, но он без особого труда выдержал ее взгляд и не озаботился скрыть улыбку, прорезавшуюся на губах. Лэм, хорошо знакомый и с оперативной, и с административной работой, точно знал, какая из них заставляет тебя вздрагивать при малейшем шорохе в ночи. И еще никогда не встречал пиджачника, который не считал бы себя самураем.
Тавернер отвела взгляд. На противоположном берегу пара бегунов расступилась, давая пройти женщине с коляской. Только когда бегуны скрылись из виду, а женщина с коляской подошла к мостику, Тавернер продолжила:
— Тирни на тропе войны.
— Это ее служебная обязанность, — сказал Лэм. — Если она перестанет махать шашкой, то соседи по коридору подумают, что она не справляется.
— Может, и не справляется.
Лэм запустил пухлую пятерню в волосы, которые не мешало бы помыть.
— Надеюсь, ты не станешь излагать мне политические мотивы. Потому что, подчеркиваю, мне абсолютно пофигу, кто кого подсиживает в Риджентс-Парке.
Но Тавернер хотела выговориться, а потому не останавливалась: