Мертвые львы

Откуда-то послышался шум, хлопнула входная дверь, и в комнату заглянул кто-то еще. Мин обернулся, но неизвестный уже скрылся в коридоре.

— Минуточку, — сказал Петр и вышел из кухни.

Кирилл налил еще водки.

— Это кто? — спросил Мин.

— Никто. Знакомый.

— А почему он к нам не присоединился?

— Он не из таких знакомых.

— А, непьющий, — протянул Мин.

Перед ним возникла рюмка. Что он там решил про выпивку? Но отказываться от налитого невежливо, поэтому он согласно кивнул, когда Кирилл провозгласил очередной тост, и залпом выпил водку.

Петр вернулся и произнес какой-то невнятный набор согласных, обращаясь к Кириллу.

— Что случилось? — спросил Мин.

— Ничего. Совершенно ничего, — сказал Кирилл.

Паранойя вернулась, будто и не уходила. Ширли Дандер, вся в черном, вписывалась в улицы Хокстона, как пробка в слив ванны, но чувствовала себя неуместно, будто каждый ее шаг оставлял неоновый след.

А ведь еще не вечер. Всего-то пол-одиннадцатого.

Неподалеку был ее любимый паб. Любимый потому, что там у нее был свой человек. Она не любила слова «дилер»: «дилер» означало привычку; привычка означала проблему. А у Ширли не было проблемы, у нее был стиль жизни. И она не собиралась допустить, чтобы этот стиль жизни исчез так же, как исчезла ее карьера. Она и прежде не сомневалась, что Слау-башня — кладбище, но только сейчас поняла, насколько глубока ее могила. Ширли выполнила задание Лэма, и выполнила его отлично, без проколов, а он снова отправил ее заниматься административной работой. Да и вообще, если верить слухам, то, что ее послали на задание, было чудом. Слабаки, эти хромые кони, появлялись и исчезали, а все рабочее время проводили в стойлах. В том, что ее послали на задание, был жестокий расчет: ненадолго выпустили на волю, а потом снова захлопнули дверь конюшни.

Да пошел этот Лэм ко всем чертям! Если он хочет усложнить ей жизнь, пусть не забывает, что она тоже кое на что способна.

В пабе была толчея. А, не важно. Ширли не собиралась тут задерживаться. Кто-то знакомый приветственно махнул ей рукой, но Ширли притворилась, что не заметила, и пробралась к туалетам, в глубине паба; в загаженном коридоре на стене висело изгвазданное зеркало, афиши и объявления — поэтический вечер, местные рок-группы, марш протеста «Остановите Сити», трансгендерное кабаре. Ждать пришлось недолго. Ее знакомец выскользнул из-за барной стойки, и ровно семнадцатью словами позже Ширли ушла, расставшись с тремя купюрами, зато теперь у нее в кармане покоился обнадеживающий пакетик.

Черная куртка. Черные джинсы. Казалось бы, этот прикид делал Ширли невидимой, но она чувствовала на себе метку. Лобовые стекла машин отражали воспоминания о предыдущей ночи. Мальчишка-охранник в «ДатаЛок», которого Ширли напугала до смерти. Запугивать вообще очень легко: надо либо верить, что делаешь правое дело, либо ни в грош не ставить тех, кого запугиваешь… Она обернулась, ожидая увидеть кого-то за спиной: то ли знакомых из паба, то ли того, кто вечно стоит под стеночкой и жадно шарит глазами, но боится приблизиться. Да ну их всех на фиг. У Ширли есть с кем переспать. А кроме того, она не гуляет там, где отоваривается. Размышляя об этом, она оглянулась, но улица была пустынна — или казалась пустынной. Паранойя, только и всего. Обнадеживающий пакетик в кармане с ней разделается.

Вся в черном, Ширли Дандер направилась домой.

— Александр Попов, — сказала Кэтрин Стэндиш.

Лэм задумчиво посмотрел на нее и спросил:

— Интересно, откуда тебе известно это имя?

Она промолчала.

— Иногда мне кажется, что ты собираешься переметнуться в стан врага.

Она покосилась на него:

— В Риджентс-Парк?

— Нет, в Центр правительственной связи. Ты поставила меня на прослушку, Стэндиш?

— Ты отправляешь Ривера под прикрытием…

— Черт, как это я сразу не сообразил, — вздохнул Лэм.

— …хотя знаешь, что это ловушка?

— Я ему совсем недавно об этом сказал. Он что, уже успел написать об этом в «Фейсбуке»?

— Я серьезно.

— И я тоже. Неужели дед научил его только байки травить, а об остальном забыл? — Он снова поднес стакан ко рту, не сводя глаз с виски, налитого для Кэтрин, — то ли как вызов, то ли как намеренное оскорбление. — Вдобавок Риверу без разницы, ловушка это или нет. Это же операция. Он, наверное, решил, что внезапно наступили рождественские каникулы.

— Наверное. Но ты же знаешь, чем обычно заканчиваются рождественские каникулы. Слезами.

— Я отправляю его в Котсуолдс, а не в чертов Гильменд[21].

— Помнишь, что говорил Чарльз Партнер об оперативной работе? Чем дружественнее территория, тем страшнее аборигены.

— Это до того, как он прострелил себе голову, или после?

Кэтрин промолчала.

— Все почему-то забывают, — сказал Лэм, — что, хотя Александра Попова и не существовало, был тот, кто его выдумал. И если этот выдумщик теперь решил установить мышеловку у нас во дворе, надо разузнать почему. — Он рыгнул. — Поэтому я и назначил Картрайта главным сыроедом. В конце концов, он хорошо обученный профессионал. А раздолбайство — это у него хобби такое.

— Попов — твой белый кит.

— Это как?