Для местных магазин — самая дальняя точка пешеходной прогулки; а дорога бежит дальше, мимо каких-то еще домишек, и наконец превращается в сельское шоссе, окаймленное живыми изгородями и изрытое колдобинами. Где-то через милю шоссе упирается в полигон — после того как американцы закрыли свою авиабазу, ее заняло Министерство обороны, и территория, некогда предоставленная в аренду дружественным самолетам, теперь стала домом дружественной стрельбы. Когда поднимают красные флаги, то в поля к юго-востоку от Апшота лучше не выходить; иногда, с наступлением темноты, в небо взвиваются огромные огненные шары, освещая стрельбище для ночных учений. Параллельно шоссе, за двухметровой оградой из сетки-рабицы, тянется единственная оставшаяся взлетная полоса, в одном конце которой стоят ангар и клуб, будто фишки на доске для игры в «Монополию». Несколько раз в неделю, по вечерам, там собираются гражданские, а весной и летом, по утрам в выходные, отсюда поднимается одномоторный самолет и, сделав круг над Апшотом, улетает далеко-далеко, но всякий раз возвращается.
В общем, тихое место, несмотря на соседство со стрельбищем. Можно сказать, сонное, хотя все в нем просыпаются рано, потому что живут здесь, а трудятся в других местах и, как правило, к восьми утра выезжают на работу. Наверное, лучше назвать его
Хотя даже в мирных деревушках среди бела дня раздаются крики.
— А-аа-аа-аа! Господи! — отчаянно вскрикнул Ривер… слишком поздно.
Ему не помог бы даже бронедоспех. Оставалось только взывать к Богу, да и то без особой пользы; имя Господне эхом отдавалось в бездумной голове, а тело содрогнулось раз, другой и замерло, ну, вроде бы замерло, и крепко зажмуренные веки расслабились, и стиснувшая его тьма смягчилась.
Немного погодя его партнерша ахнула, однако не то чтобы восторженно, потом отодвинулась и до плеч прикрылась простыней. Ривер лежал неподвижно, сердце билось ровнее, мокрая кожа скользила — он все-таки успел покрыться потом.
Но вряд ли мог сказать об этом в свое оправдание.
Дело было ближе к вечеру, во вторник, в третью неделю пребывания Ривера в Апшоте; он лежал в полутемной спальне, окна которой были зашторены, в одном из новых домов на северном холме, снятом на вымышленное имя Джонатана Уокера. По легенде, Джонатан Уокер был писателем. Ну а кто еще приедет в Апшот не в сезон? Если в Апшоте существовало такое понятие, как «сезон». Джонатан Уокер сочинял триллеры, и в доказательство мог предъявить книгу на «Амазоне» — «Критическая масса»; то, что в действительности никакой книги не существовало, не помешало ей заработать отзыв с одной звездой. А сейчас Джонатан Уокер писал роман, действие которого разворачивалось на американской авиабазе в восьмидесятые годы прошлого века. Поэтому и приехал в Апшот, не в сезон.
Его партнерша сказала:
— У меня когда-то была футболка с надписью: «Хочу парня — можно неопытного». Ну, за что боролась, на то и…
— Извини, — сказал он. — Я давно без практики…
— Ага, я так и поняла.
Ее звали Келли Троппер. Она была барменшей в «Выселках». Чуть больше двадцати, плоскогрудая худышка с волосами цвета вороньих перьев… Будь Ривер настоящим литератором, такое описание его бы не удовлетворило. А еще у нее была сливочно-белая кожа без единого пятнышка и странно приплюснутый нос, будто она вдавила его в оконное стекло. Она во всеуслышание называла себя циником.
— Ты что, уснуть собрался? — Она закинула на него ногу и пошарила рукой. — Гм, кое-какие признаки жизни есть. Что ж, подождем пару минут, потом проверим.
— А ожидание можно заполнить разговором.
— Слушай, а ты точно не девчонка? Нет, все-таки не девчонка — ты слишком быстро кончил.
— Ну, пусть это останется между нами.
— Все зависит от того, как долго ты продержишься во втором раунде. Доска объявлений в нашей деревне стоит не для красоты. — Она чуть сдвинула ногу. — Селия Морден однажды вывесила там отзыв о Джезе Брэдли. Правда, утверждала, что это не она, но все и так знали. — Она рассмеялась. — А в вашем Лондоне такого не бывает?
— Нет, не бывает, зато у нас есть такая штука под названием интернет. Говорят, там происходит то же самое.
В ответ она цапнула его за руку. Зубами. Больно.
— Ты здесь родилась? — спросил он.
— О, мы уже переходим на личные темы?
— А это государственная тайна?
Она снова его укусила, на этот раз ласковее.
— Родители переехали сюда, когда мне было два года. Им надоело в Лондоне. Папа ездил туда на службу, потом нашел работу поближе, в Бурфорде.
— Значит, ты не из деревенских?
— Нет, у нас тут в основном все беженцы из города. Но мы неплохо относимся к чужакам, правда ведь? — Она снова его погладила.
— И много у вас чужаков?
Она сжала руку покрепче.
— В каком смысле?
— Да так, интересно, часто ли у вас тут приезжие появляются.
— Гм… — Она продолжила свое занятие. — Ладно, будем считать это праздным любопытством. А вообще вопросы у тебя как у риелтора.
— Я собираю информацию для книги, — нашелся он. — Чтобы описать, как здесь все изменилось после того, как авиабазу закрыли.