Мертвые не плачут

В доме свет повсюду зажегся, музыка из открытых окон понеслась, голос ныне покойной Большой Певицы мощно запел о том, как несет свои воды Река, а ей, Певице, еще всего лишь семнадцать стукнуло. Хорошая песня. Про давно. Или про раньше. Гости, которые в этом «раньше» сумели пожить, подпевали шумно: неужто и гулять уже начали? Как-то непрофессионально перед делом…

Пастух полагал, что хозяева базы организовали гостям ужин из того, что было, а быть здесь могла только дичь плюс какие-то овощи из соседних хозяйств. Что до выпивки, то все же вряд ли серьезные охотники станут надираться накануне охоты. Разве что по рюмашке – символично. Так думалось.

Да так и было. Они, как слышал Пастух, даже не пошли малек покемарить или, как в десанте говорилось, «придавить Соньку». Они закусили и сели играть в преферанс. Получается – впятером. А двое взрослых вышли на крыльцо покурить в темноте. Пастух из своего схрона лиц разглядеть не мог: далековато и темно.

– Хороший у тебя парень растет, – сказал один.

– Надеюсь, – ответил второй.

– А что, есть сомнения?

– Да нет. Просто возраст стремный. Пятнадцать лет – вроде и мужик уже, а все ж пацан. Представляешь, всерьез увлекся бальными танцами…

– Чего ж плохого? Мы, что ль, не увлекались?

– Мы – иначе. У нас танцы были чем?.. верно, инструментом, чтоб девку за жопу взять, а после в койку затащить. Святое дело! А он, мудозвон, в каких-то соревнованиях участвует, приз, вон, получил за первое место… Хотя и покуривает, поганец.

– А учеба?

– Да нормально… Я его и на охоту взял, чтоб к мужскому делу вернулся. Танцы, блин! Он же, ты знаешь, со мной на охоту – с малолетства.

– Зря ты, Депутат, на парня давишь. Пятнадцать лет – моча в башке играет, вспомни нас в этом возрасте. Помнишь восьмой класс? Тебя батя за что тогда отлупил? За то, что ты Длинному в очко мопед проиграл. Было? И что с того? В каталы подался? Спился? Скурвился?.. Да где там – и мэром был, и в законодательном хурале председательствовал, в депутатах побывал, министром стал… Мы тебя, кстати, назад губернатором ждем, знаешь?.. А парень у тебя хороший, не в кого ему плохим быть. А танцы… – Помолчал, сказал: – Повторяется шепот, повторяем следы. Никого еще опыт не спасал от беды…

– Твои, что ль, стишата?

– Если бы!.. Талантом я не вышел – такое написать… Пошли, Депутат, все же дернем по маленькой, и я посплю пару часиков. В пять без малого выходим…

Они ушли в дом.

А Пастух подумал: хорошо, что Мальчика здесь нет. Тот бы эту беседу «втемную» услыхал и стал бы изо всех сил сопереживать Депутату: мол, нормальный человек, умный, заботливый, не напился вон, в губера его здесь ждут, сын танцами увлекается…

Все это – лирика.

Но Пастух знал и прозу. Она заключалась в том, что в досье на Депутата не было сведений о его реальном финансовом положении. Ни строки! И об активах, большие бабки приносящих, тоже. Никаких заводов, газет, пароходов. Только заработная плата, немалая, да несистемные гонорары за консультации, за какие-то статьи в журналах…

Правда, жена Депутата владела вполне приличной сетью так называемых «Салонов красоты и спа». Аж в тринадцати городах, плюс Столица, где салонов было пять. Деньги хорошие наверняка. Но не гигантские, нет.

Вопрос: с чего бы так скромненько?

То ли все деньги и все «лунки» Депутата скрыты так, что спецы Наставника их не разрыли, то ли их и вправду нет. Хотя на спецов это вообще не похоже: они роют тотально.

Опять, выходит, – чистый? За что ж его тогда к высшей-то мере? Дорогу кому-то перебежал?

Оборвал себя: после помозгуем. Сначала – дело. Которое по определению – правое.

Он все-таки позволил себе слабинку: прикемарил. Одним глазом. Как научился. Сам. И не в армии – в детдоме еще. Повар детдомовский, не к ночи помянутый, говорил про него: спит-спит, а кур бачит. То есть сон чуткий. Нынешние «куры» в ожидании рассвета писали очередную пульку, негромким занятие было, разве что иные возгласы в окна вылетали. Пастух их слышал. Спать одним глазом они ему не мешали. Странное такое состояние: полусон, полуявь. Кошки так спят. И все было б тип-топ, кабы где-то сзади ветка не хрустнула б.

А дальше – рапид: левая рука – влево, правая – в упор, ноги – под себя, переворот на спину, пресс – внапряг, пошла правая нога, толчок, правая рука – вперед, бросок – и кого-то легко подмял под себя…

Три секунды. Ну, пять…

А этот кто-то – шепотом:

– Больно же, Пастух!

Пастух хватку снял и скатился вбок.

– Ты как здесь?

В траве лежал Мальчик. Малость примятый.

И в этот момент кто-то загремел на крыльце дома.

Пастух зажал Мальчику рот ладонью, глянул сквозь кусты: трое мужиков топтались там, сапоги обо что-то оббивали. Егеря? Или обслуга? Не видно отсюда… Потом в дом вошли. Опять тихо стало. Все-таки скорее – егеря…

Пастух снял ладонь с лица Мальчика и тот сразу же сообщил шепотом:

– Я на попутке. Я не мог там сидеть. Я подумал: чего тебе возвращаться за мной, время терять? А раз я здесь, сразу и уедем, если у тебя все получится… Не злись.