Поднялся на второй этаж. Там фигурантка позволила своей фантазии – или своим эмоциям, своим желаниям, – погулять вволю. Малые комнатушки, имеющие место быть в типовом проекте означенного жилого строения, исчезли на фиг, а вместо – образовалось одно общее пространство, где доминантой стала кровать. Огромная, едва ли не на половину всей площади, она могла принять на себя, ну человек пять, а то и сверх того, и застлана она была черным шелковым покрывалом, и черные шелковые подушки были разбросаны по нему слишком беспорядочно, что очевидно указывало на порядок. Известный лишь хозяйке.
Подиум для пиршества плоти. Так?
И это при том, что в досье не только не было хоть какого-то, хоть куцего списочка ее, фигурантки, поклонников, но и отдельно указывалось на аскетический образ ее жизни. Что в принципе исключало мысль о не слишком традиционной ориентации.
Пастух спустился по узкой лестничке вниз. Мальчик стоял, где поставили.
– Смотри, – сказал Пастух, – запоминай, где что.
– Зачем? – спросил Мальчик.
– Ты придешь сюда, когда все они соберутся.
– Зачем? – повторил Мальчик.
– Сегодня будет твой выход, – сказал Пастух, – а я посмотрю со стороны.
Мальчик, казалось, не удивился. Только спросил:
– Подкрадешься к окну?
– Зачем? – удивился Пастух. – Есть иные способы… А пока смотри и запоминай. Ты подойдешь к дверям коттеджа. С собой у тебя будет корзинка. В нее положим пару бутылок, фрукты какие-нибудь, конфеты. Подарок от администрации этого поселка…
– С чего бы подарок? Не праздник же…
– У Королевы – праздник. Близкие люди прилетели. Но если юридически, то весь август – сплошной праздник. Для православных людей…
– И администрация поселка его отмечает, да? – В голосе Мальчика слышалась если и не издевка, то уж сомнение точно.
– Ты невнимателен. Это скверно. Ты даже не обратил внимания, что именно во-он там возводится… – Пастух показал в окно, за которым видны были недостроенные кубики новых жилых домов, а подальше, у края леса строился явно Храм. – Так что администрация вполне может списать на затраты подарки жителям в канун действительно большого праздника.
– Понял, – сказал Мальчик. – На ус намотал. И что дальше?
– А дальше ты постараешься сделать все, чтобы тебя усадили за стол. И чтоб ты стал главным мужчиной их родственного застолья.
– А если еще мужчина явится? Может, они и ждут его. Или даже их…
– Я же сказал: стать главным. Или слабо?
– Да не то что бы… Но меня же запомнят и ментам сдадут!
– Когда придут менты, мы будем уже далеко. Не ссы, пацан. Это – последняя акция на нашем пути. Пусть она станет самой красивой. Хотя бы для нас с тобой…
– То есть, по-твоему, насильственная смерть может быть красивой. Не слишком ли, а, Пастух?
– Не слишком. Поройся в башке и ты вспомнишь много красивых, хотя и насильственных смертей. Я имею в виду историю человечества.
– А ты у нас поэт… – протянул Мальчик.
И Пастух не понял: похвалил он его, Пастуха, или обосрал. Скорее всего – последнее, но Пастуху на это положить с прибором…
5
Вышли из чужого дома, Пастух дверь аккуратно запер.
Потом успели пообедать, заехать в разные – в разных, хоть и недалеких концах города раскинутые, – продмаги. Успели купить бутылку вполне достойного отечественного шампанского, и плюс две одинаковые бутылки не великого, но и не дурного коньяка из окрестностей одноименного города в Стране Вин. Добавили мандарины, яблоки, бананы, а еще и коробку шоколадных конфет, все это уложили в плетеную корзинку, надыбанную где-то в хозяйственном магазине, а в универмаге не забыли взять рулончик хрупкой цветной оберточной бумаги и моток красной ленты.
Одну бутылку коньяка Пастух заначил.
– Зачем? – спросил Мальчик.
– Потом объясню, – пообещал Пастух.
– Я сам все упакую, – сказал Мальчик, когда они заехали на съемную квартиру.
И упаковал. Быстро и нарядно.
– Часто приходилось? – полюбопытствовал Пастух.
– У меня вообще-то руки растут откуда надо. – В голосе слышалась если и не обида, то, как минимум, недовольство.
– Извини, ничего не имел в виду, – наскоро отговорился Пастух.
Он вообще-то спешил. Опять что-то внутри завелось, стянуло и не отпускало, требовало активности. А время-то уже тихо-тихо, а к семи вечера подкатило.
– Пора упаковываться, – сказал он Мальчику.
– Так я ж уже…
– Я не о подарке. Я о нас с тобой.
Пастух достал из своей бездонной походной сумки пластмассовую коробку, а из нее – пару крохотных наушников, пару микрофончиков – тонких булавок с круглыми головками и две рации. Рации были не просто маленькие – со спичечный коробок, но и плоские, толщиной всего в пять миллиметров.
– Ты так и пойдешь? – Пастух с сомнением оглядел Мальчика.
Майка, шорты, сандалии. Для посыльного – в самый раз, конечно, но какие-то мы шибко помятые и не чересчур постиранные.
– Не надо, – с тревогой сказал Мальчик, уловив что-то во взгляде Пастуха. – У меня больше нет ничего… – И все же отступил на шажок: – Ну, можно майку поменять, чистая – у тебя в сумке…
– Я вообще-то не о чистоте, – обнадежил его Пастух, – я вообще-то о том, куда рацию присобачить. Задери-ка майку.