— Я даже не знаю, как нужно танцевать… И вообще, что нужно делать на этой дискотеке.
— Ничего особенного. Просто перетаптывайся с ноги на ногу. Как будто ждешь на сильном морозе своего пятого автобуса.
Надя пока еще ни разу не ждала пятого автобуса на сильном морозе. Потому что после бабушкиного переезда в дом престарелых настоящих морозов еще не случалось. Но все же несколько дней выдались достаточно холодными. Так что в принципе представить себе морозное ожидание пятого автобуса было возможно.
Она принесла с собой на дискотеку наушники и включила Второй концерт Рахманинова. Включить пришлось на полную громкость, чтобы хоть немного заглушить болезненный грохот динамиков. Полная громкость в наушниках — это очень вредно. Так не раз говорила бабушка. Но выбора не было. Надя встала подальше от общей толкотни — в углу, рядом с окном, — и принялась переминаться с ноги на ногу. Внизу, под окном актового зала, какие-то люди торопились домой. Ветер выворачивал их зонты наизнанку, и люди горбились от колкого снежного дождя. Наде тоже было неуютно, тоже хотелось домой, в укрытие. Внутри все словно продувалось, и в уязвимую сердечную мякоть больно вонзались вывернутые сломанные спицы. Даже Рахманинов не помогал. А тут еще Ксюша Лебедева выдернула наушники из Надиных ушей.
— Завьялова, я придумала, с кем тебе встречаться.
Ксюша сказала это громко и прямо в ухо. Подошла почти вплотную, не соблюдая дистанции в девять прямоугольников линолеума под паркет «елочка».
— Тебе, Завьялова, нужно встречаться с физруком.
Надя нервно оторвала от губы еще не совсем засохший кусочек кожи. И тут же слизала набежавшую кровяную каплю.
— Ладно, расслабься. Это шутка. Я думаю, ты могла бы обратить внимание на Рому. Павловского. Нормальный парень. Симпатичный, не слишком тупой. С ним, кстати, многие хотели бы встречаться. А он, кажется, запал на тебя. Видишь, пялится?
Надя внимательно посмотрела в сторону Павловского, но так и не сумела определить, куда он пялится.
Ксюша остро толкнула ее в позвонок:
— Давай, иди, поговори с ним.
— О чем?
— Да о чем угодно. Только не о классической музыке. Это никому не интересно.
— Ты же говорила, что тебе было очень интересно, когда я тебе рассказывала про роль Зилоти в рецепции творчества Баха?
— Я врала, Завьялова. Извини.
Надя машинально сделала несколько шагов в сторону Павловского. Казалось, будто он и правда смотрит на нее. Еще она подумала, что Павловский, возможно, похож на Виталия Щукина. По крайней мере у него тоже очень темные кудрявые волосы и родинка на щеке. (Впрочем, оказалось, что нет, не похож. На следующий день Надя попросила Маргариту Владимировну снова показать его фотографию. И даже немного удивилась внутри себя, когда посмотрела на снимок. Потому что человек на снимке не напоминал Рому вообще. Несмотря на кудри и родинку.)
— Не ожидал тебя здесь увидеть, — громко сказал Павловский, когда Надя остановилась в девяти прямоугольниках от него.
— Почему не ожидал? — спросила она.
Голоса прорывались сквозь дискотечную музыку с большим трудом. Отчаянно хотелось куда-нибудь в тишину. Например, на пустырь за поликлиникой № 2. В легкий стеклянистый туман и полное безветрие. Правда, в тот момент это было невозможно. Потому что на улице давно стемнело и шел мокрый снег. К тому же на пустыре, возможно, уже началась стройка. А если так, то ходить туда вообще больше не имело смысла.
— Ну… Тебе ж вроде как не очень нравятся подобные мероприятия. Нет, неправда?
— Правда. Но если я не стану в них участвовать, меня будут считать изгоем.
Павловский почему-то улыбнулся. Надя стеснялась смотреть ему в глаза и смотрела на подбородок. На редкие точки щетины.
— Ну, ясно. А как твои фортепианные конкурсы? Поедешь еще куда-нибудь?
Надя ничего не ответила. Говорить про классическую музыку было нельзя.
— Как твои конкурсы? — повторил Павловский еще громче и наклонился прямо к Надиному уху.
— Нормально, — испуганно ответила Надя, сделав шаг назад. — То есть никак. Их пока больше нет.
— С тобой все в порядке?
— Да, в порядке.
— Не хочешь разговаривать?
— Хочу, только не здесь. Здесь очень громко.
— А где хочешь?
В Надиной голове из пестрого мелькающего шума выросла тихая и родная комната. Около стены очертились и уплотнились черные линии «Красного Октября». А за окном сквозь беззвучную густую ночь поплыл корабль «Пятерочки».
— Можно пойти ко мне домой, — предложила Надя.
Павловский замер на две секунды. Затем потер левую щеку — около родинки.
— А у тебя дома кто-нибудь есть?
— Есть. Дядя Олег.
— Думаю, дядя Олег не очень обрадуется моему внезапному вечернему появлению, нет?
— Да, наверное, он не очень обрадуется. У него всегда много работы. И он не любит гостей.
— Ну… тогда можно пойти не к тебе домой, а в какое-нибудь другое место?
— Нет, я хочу пойти именно к себе домой.
— Хорошо… Давай я тогда хотя бы тебя провожу?
— Не надо. Я люблю ходить одна.
— Даже в такой поздний час?
— Да, в поздний час тоже.
— Ну… Это опасно.