Мертвые сраму не имут

– Какой вы нетерплячий. Слухайте дальше. Фрунзе позвонил по этому вопросу товарищу Дзержинскому. Он не возражает. Говорит: «На усмотрение Кольцова». На ваше то есть усмотрение.

– Но при чем тут я? Что, нельзя легально? Пароходы-то ходят?

– Легально нежелательно.

– Не понимаю.

– Вот если б я вас, к примеру, легально отправил? Что б произошло? А ничего хорошего. Потому как если за вас советская власть беспокойство проявляет, значит вы, хотите не хотите, представляете определенный интерес для кого-то там, – объяснил Деремешко и многозначительно указал пальцем наверх и вдаль. – Видать, и с гражданочкой что-то похожее.

– Вы хотите сказать…

– Именно то, что вы подумали. Каким способом этот самый Бородин помогав Красной армии, про то нам знать не положено. Такое вот дело, – закончил Деремешко, после чего спросил: – Важное или нет, хочу узнать от вас?

– Будем считать, что важное, – согласился Кольцов. – Но как нам дальше быть? Мне надо бы сначала попасть в Галлиполи, точнее в Новую Некрасовку, а гражданочке – в Константинополь.

– Об этом у вас пущай голова не болит. Вопрос продуманный. Мои болгары вас в Калиакри высадят, а сами потом в Константинополь сбегают. Там недалеко. Им ночи хватит, чтоб туда и обратно. А потом вас до Новой Некрасовки сопроводят.

– Ну, что ж! Значит договорились! – сказал Кольцов.

– Договориться-то договорились. Только теперь все не от меня, а от тех болгарских пацанов зависит. Их провожаю, об их сердце болит. Наших – то же самое. Мне не провожать, мне встречать вас живыми и здоровыми радостно. Семь человек за это время отправил, шестеро вернулись. Ни царапинки. А дружочка свово – я его самым первым провожал – так и не встрел. Видать, сложил где-то в Туреччине свою бедовую голову.

– Первым ты Красильникова отправлял, – вспомнил Кольцов.

– Верно. Он с попом ехал. Я еще подумал: нехорошая примета – с попом.

– Да живой он, Красильников! Живой и здоровый.

– А ты откуда его знаешь? – Деремешко от радости перешел на «ты». – Я-то с им партизанил вместе. Он поначалу в Бахчисарайском отряде был, а опосля до товариша Папанина прибился.

– А я с ним пол Гражданской войны бок о бок прошел.

– С Красильниковым?.. Постой! Так ты и есть той самый Кольцов?

– А что, ты знаешь какого-то другого? – спросил Кольцов

– Семен мне рассказывал, будто был у него дружок с такой фамилией. У генерала Ковалевского в адъютантах служил. А на самом деле чекистом был. Только, слыхав я, будто его убили. Даже в какой-то белогвардейской газетке писали.

– Не, живой он!

– Откуда ты знаешь?

– Так это я и есть.

– Ты?

– Я!

– Ну, зараза! – восхищенно выдохнул Деремешко. – Это ж надо! И ты – Кольцов, и Семен мне про Кольцова. Я еще подумал: видать, этих Кольцовых у нас в России, як все равно Ивановых

И они обнялись.

– А теперь скажи мне: откуда ты знаешь, шо Сенька живой? Только не бреши.

– Мы с ним вместе работаем.

– Так он шо, в Москве?

– Не, там, у Ивана Игнатьевича. Помнишь его? В Новой Некрасовке.

– Ну, как же!

– Так Семен у него там.

– Дьяконом, что ли.

– Примерно.

– Поняв. Вроде как этим… шпионом?

– Если нравится, можешь и так называть.

– Честно тебе скажу, я другой раз так подумывал. И Дзержинский как-то им интересовался, и Ленцман беспокоился. А то, еще до его отъезда, я у него как-то спросил: «Кем ты, Сеня, в Чека работаешь? Не шпионом, случаем?» Так он мне такого набрехал, на голову не натянешь.

Когда Деремешко уехал, Кольцов долго ходил по номеру, еще и еще раз продумывал предстоящую поездку. Остановился у окна, смотрел на море. С досадой подумал о какой-то неопределенности. С самого начала не все заладилось. Не пошло бы и дальше все наперекосяк.

Но на рассвете его разбудил Артем:

– Кончайте ночевать. Командир велел вас к нему доставить!

И вскоре они были на Старобазарной площади. Миновали часового и двух мраморных грифонов, поднялись на второй этаж. Дверь была открыта. Повеселевший Деремешко вышел навстречу Кольцову, ввел его в кабинет, где сидели двое крепких загорелых мужчин, точнее даже парень и мужчина. Они были чем-то похожи, и Кольцов даже поначалу решил, что это отец с сыном. Лишь значительно позже он случайно узнал, что они просто хорошие друзья и не менее хорошие соседи.

Они поднялись. Старший с вислыми, почти казацкими усами шагнул навстречу Кольцову, представился:

– Атанас… можно еще, но не надо… Даргов.

Второй крепко пожал Кольцову руку.

– Здравствуй, товарищ! Я – Коста! – после чего поднял кулак в коммунистическом приветствии: – Да здраво революция!

– Ты коммунист? – весело спросил Павел.

– Пока еще нет. Пока контрабандист, – со смехом ответил Коста.

– Здраствуйте! – поздоровался с обоими болгарами Кольцов. – Называйте меня Павел! Можно Паша! Кому как нравится.

– Уже нравится, – сказал Атанас и добавил: – Сегодня вечером. Если можно?

– Нужно, – улыбнулся Кольцов.

– Так будет! – в ответ улыбнулся Атанас.

И контрабандисты покинули кабинет Деремешко.

– Атанас – коммунист, – провожая их взглядом, сказал Деремешко.

– Коммунисты – контрабандисты – рецидивисты! – улыбнулся Кольцов.

– В жизни все бывает, – философски заметил Деремешко. – Даже то, чего не бывает.