Мертвые тоже скачут

Ага, полиция… А если они себе их присвоили? Да, менты попадаются честные, но улики мне все равно не отдадут, по меньше мере, пока убийцу не осудят, а его еще нужно найти… Как я верну долг? Остается только ожерелье. Обалдеть, сколько же отец должен ему? Давненько я не была в ювелирном магазине, даже приблизительно не могу себе вообразить. Эх, дедушка хотел, чтобы я получила на вырученные за украшения деньги образование, чтобы вложила их в бизнес или еще что-нибудь… А вышло вот как. Они не пригодились ни маме, ни самому деду, ни мне, и даже отцу не успели принести пользу, скорее, наоборот… Как бы узнать, убили его из-за драгоценностей или нет? И кто это сделал?

Я с ненавистью уставилась на развешенные по протянутым от стены к стене веревкам фрак, брюки и сорочку Валерия. Почему-то я неожиданно начала его винить во всем. Если бы отец не проигрался ему в карты, если бы… Лучше бы я вообще не знала своего отца, чем узнать его, увидеть в нас столько общего и тут же потерять… И не просто потерять, практически стать свидетелем его безвременной, болезненной, жестокой кончины!

В неистовстве я стала ударять кулаками по одежде, которая от этих действий раскачивалась, держась на прищепках, потом схватила за низ фрака и потянула со всей силой, стремясь порвать, и рычала при этом, и стонала, и выкрикивала ругательства, пока прищепки не отлетели и мокрый фрак не свалился прямо на меня. Но этого мне было мало.

– Сволочь! Сволочь! – орала я, наступив одной ногой на ткань и оттягивая ее во все стороны, пока не услышала долгожданный треск: фрак сдался, покорно приняв кончину.

Почему-то этот звук тут же привел меня в себя. Что же я натворила! Совсем, что ль, выжила из ума? При чем здесь тряпка? Это же просто ткань, не она убила моего отца!

В следующий момент я ощутила холодное дыхание на своей шее, и страх пронзил меня. Мне даже не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, что находится у меня за спиной. Точнее, кто. Или все-таки «что»?

Воздух сзади стал холоднее – гость приблизился или чаще задышал. Мне вдруг почудилось, будто я в морге. Я зажмурилась и побоялась открыть глаза: вдруг я и вправду увижу вокруг себя не приятную глазу белую с зеленым плитку, а ледяные оцинкованные столы и морозильники, а позади – ожившего мертвеца?

– Почему ты дерешься с моей одеждой? – шепнул он мне тихо-тихо, на самое ушко. Ушная раковина покрылась инеем.

– У меня умер папа, – в оправдание сказала я, открыла глаза, резко развернувшись, всучила ему порванную вещь, с которой на пол натекла вода, и вылетела из ванной комнаты.

Утро следующего дня повторило предыдущее. Услышав будильник, я проснулась, спустилась в гостиную, включила телевизор и прослушала новости. Про отца опять ничего не сказали. Неопознанных показывали тех же, что и вчера, видимо, за минувшие сутки никто так и не позвонил по оставленным телефонам. А может, не успели снять с эфира.

В полнейшем недоумении я поднялась к себе и набрала номер Акунинского – моего давнего друга и по совместительству следователя прокуратуры.

– Здравствуй, Катерина Михална. Как поживаешь в отпуске?

– Здоровски, – не придумала я ничего лучше ответить. – Борис Николаич, я по делу.

– Конечно! Обязательно куда-нибудь нужно встрять! – накинулся на меня друг, терпеть не могущий моего «милого» хобби. – Юлька там, поди, поблизости тусуется?

– Вовсе нет. На сей раз я без напарника.

– Поругались, что ли?

– Не сейчас. Расскажи мне лучше вот что. – Я описала ситуацию. Дескать, в поселке Валищево зарезали мужчину. Я его знаю и жажду дать показания, но в новостях его не показывают, однако я точно знаю, что документы у погибшего были при себе. И полиция, кстати, ошивалась поблизости, а на утро трупа не оказалось.

– Минутку подожди. – Зашуршали бумаги. Очевидно, Бориска искал распечатку с данными пропавших без вести или найденных с документами мертвецов. Наконец в трубке послышался его голос: – Назови ФИО.

Итак, набрав воздуха в грудь:

– Любимов Михаил Геннадьевич.

– Любимов… Любимов… Любимов… – шелест переворачиваемой страницы, – Любимов… Подожди-ка… Это же твоя фамилия! Ты что это удумала? Как ты собиралась попасть в списки трупов, скажи на милость?

– Борис Николаич, ты заработался. С каких это пор я Михаил?

– Ах, ну да… А кто это? Стой, ты ж Михайловна? – проявил друг чудеса сообразительности.

– Да, это отец мой. – Я мало что рассказывала о своей семье. Сейчас выхода не было. – Он не жил с нами. Два дня назад он нашел меня.

– И погиб, – заключил Акунинский с чувством, сильно смахивающим на удовлетворение. Типа, что он от меня ничего другого и не ожидал.

– Я не виновата в этом!

– Извини, это профессиональное. Не обращай внимания. Так что там, давай конкретнее.

Еще два драгоценных доллара ушли на то, чтобы рассказать «конкретнее».

– Он точно был мертв?