Не говоря друг другу ни слова, нестройно поднявшись на гребень ската, сделав несколько шагов вниз, не сговариваясь, мы сели бессильно, освещенные ясным серым небом, на светлом желтом песке, словно какой-то другой мир был перед нами. Сияющая голубая лагуна, тихая, прозрачная вплоть до песка, была перед нами, крики и выстрелы с отмели за спиной, несмотря на небольшое расстояние, через песчаный вал ни единым звуком не доносились сюда, недвиж
Радостно хватая разноцветных дельфинчиков и уточек, такие же цветные паровозики и кораблики, дети, смеясь и прыгая, увлеченно купали игрушки в воде, слышались перекликающиеся веселые голоса и смех. Вдруг что-то странное, непонятное произошло где-то сбоку, раздался хлопок, вскипел и потянулся дым, осколок чего-то цветного и детская панамка качались под дымом на воде. Вскочив, быстро оглядев лягушатник, еще ничего не понимая, увязая в блестящем желтом песке, я стоял на сыпучем склоне, яркая вспышка сверкнула с левой стороны; бросив винтовку, кинувшись в воду, не умом, спинным хребтом что-то понимая, я вырвал у ребенка мокрую цветную игрушку – безобидная пластмассовая рыбка, наполовину через дырочку заполненная водой, была у него в руках; кинув ее, я бросился к другому, быстро, со всех сторон внимательно осмотрев такой же безобидный пластмассовый кораблик, вырвав игрушку у третьего ребенка, чувствуя в руках подозрительную тяжесть, сдирая ногти, я рванул обшивку игрушечной черепашки – точно упакованное в непромокаемую оболочку, аккуратно подсоединенное к скрытому под днищем капсюлю, взрывное устройство было в ней; размахнувшись, изо всех сил я бросил его на берег, быстрый хлесткий взрыв разнес песок.
Кругом, так же все сообразив, наши, хватая детей, вырывая у них игрушки, лихорадочно осматривали их; один за другим три или четыре взрыва вовремя выдранных взрывных устройств громыхнули на песчаном склоне и где-то далеко в пустой воде, спины мужчин в белых халатах исчезли в дверях домика по ту сторону лагуны, напротив детского дворца; казалось, ничем не потревоженные, все такие же невозмутимые женщины собирали по парам детей, заканчивая купание, парами выводя их из воды. Дети, которых стало на двоих меньше, радостно болтая и в шутку вырываясь, брели по песку вместе с женщинами. Кинувшись к одной из них, стоявший ближе всех к ней боцман, схватив ее за отвороты халата, оскалившись и повалив на песок, навалившись, тряханул ее.
– Это… Это что? Что здесь деется? Что… Что вы делаете?
Заторможенно, словно насквозь просматривая его, женщина, приподнимаясь, пыталась поправить сбившуюся прическу.
– В чем дело? Что вы себе позволяете? Идут занятия по расписанию! Немедленно отпустите и прекратите хулиганство!
Задыхаясь, тряся ее за голову, кажется сам уже умирая, боцман бил ее головой об песок.
– По расписанию? Позволяю? Вы сумасшедшая? Это же… У вас… У вас дети гибнут!
Отбросив его и вскочив, женщина поспешно отряхивала халат и белую юбку.
– Отстаньте! Сумасшедший! Мы действуем по инструкции! Ежедневное купание происходит по установленному распорядку и в соответствии с инструкцией! Вон отсюда!
Отряхнув платье, схватив с любопытством наблюдавших эту схватку двоих детишек, она, стараясь идти ровно, повела их к стеклянному разноцветному зданию. Остальные или подтягивались к нему или уже были там. Пожилая в туго повязанном платочке нянечка не спеша подошла к поднимавшемуся боцману.
– Зря вы так, – ровно сказала она. – Детям здесь хорошо. А игрушки… Игрушки по инструкции должны быть разными. – Мгновенье помолчав, она коротко взглянула на него. – Это очень старое учреждение, не пытайтесь что-то объяснить им. Они все равно не поймут. – Уходя, она на мгновение полуобернулась. – А с мужчинами, что с корзинками, не связывайтесь. Все равно ничего им не сделаете.
Собравшись наконец все вместе, глупой, разбитой, бессмысленной кучей, у края лазурно плещущей прозрачной воды, мы стояли на песке.
– Какой-то ритуал, какая-то непонятная адская задумка, – сухо поиграв желваками, сказал немецкий офицер. – Подбрасывают детям игрушки, часть из них – мины, с какой-то неведомой целью. Я не могу этого объяснить.
– С неведомой целью? – боцман, набычившись, дрожа, кинул тяжелый лобовой взгляд на немецкого офицера. – С ведомой целью! Извести хотят. И заколдованные тетки кругом.
– Не надо кричать, – устало сказал немецкий офицер. – Я понимаю ваши чувства. – Он отвернулся, словно колеблясь, сказать или не сказать что-то. – Прошу поверить – понимаю. Просто я не кричу.