Мертвые видят день

– Мин было пять или шесть, – сказал Ганс, – а всего игрушек – около сотни. Это какой-то отбор.

– Какой отбор, так они всех отберут.

– Она сказала – это старое учреждение. Значит, все время привозят новых.

Некоторое время, выскобленные и пустые, мы стояли молча.

– Вот он, – вдруг сказал немецкий офицер.

Проследив за его взглядом, впереди, в разрыве песчаного вала мы увидели высившийся на другом конце пролива высокий остроконечный замок. Большая деревянная лодка была вытащена на берег, какой-то человек, лицо которого было неразличимо на расстоянии, стоял рядом с ней.

– Мы дошли, – сказал немецкий офицер. – Я порядочный, во всяком случае приличный человек, я люблю детей. Но мы дошли.

Словно быстро ища что-то, он повернулся к Вагаскову.

– Александр, скажи им.

Потемнев лицом, Вагасков смотрел в дальний конец лагуны, где белел на воде обрывок детского платьица.

– Останешься здесь, – сказал он боцману. – Возьмешь все оружие. И проследишь, чтобы этого не было. – Он помедлил, глядя в песок. – Это приказ. Этого очень мало, надо бы не так, все не так, надо бы по-другому… Но мы действительно дошли. Больше я ничего не могу сделать сейчас.

– Я и без приказа останусь, – сказал боцман. – Я жизнь положу, чтобы этого не было.

– И я, – сказал вдруг один из немцев. – И я тоже. С боцманом может что-то случиться, точно предсказать нельзя. Я буду вместе с ним. Простите, герр капитан.

– Герхард, – сказал немецкий офицер, – но ты-то… Меньше всего ожидал от тебя. Эти – в белых халатах – ожившие манекены, боцман справится. У него будет достаточно оружия. А что ждет нас там, – он кивнул в сторону черневшего вдали замка, – еще не известно. Каждый человек будет на счету. Вспомни, что на весах, Герхард.

– У меня осталась невеста в Дюссельдорфе, – сказал Герхард. – Мы хотели повенчаться перед походом, но не успели. Через два месяца она должна родить. Я должен остаться, герр капитан. Это и мои дети. И… Если я этого не сделаю, боюсь, Господь мне не простит и… и что-то произойдет с моим ребенком. Я так чувствую. Простите, герр капитан.

Глядя куда-то в сторону, твердея скулами и снова становясь похожим сам на себя, немецкий офицер рваной улыбкой коротко скривился.

– Господь… Прав был Вольтер, когда говорил – «Раздавите гадину». Не послушались. Впрочем, это оказалось не по силам даже фюреру. – Он повернулся к Герхарду. – Ладно, оставайся. Считай, что делаешь это по моему приказу.

– Спасибо, герр капитан, – сказал Герхард. – Я… Я буду молиться, чтобы там у вас все получилось.

Коротко усмехнувшись, немец бросил быстрый взгляд на Герхарда.

– Кому молиться?..

Не дожидаясь ответа, он, повернувшись, пошел прочь от лагуны, к разрыву в песчаном вале.

– Все, кто верит в победу, – за мной.

По блестящему песку, нестройно мы пошли за ним. Лодка, стоявшая, чуть накренившись, на берегу, была большой и вместительной – при необходимости туда могло набиться и двадцать человек. Стоявший спиной к нам лодочник – человек в мешковатых брюках, заправленных в кожаные сапоги, и грубой суконной куртке, обернувшись, темным взглядом посмотрел на нас.

– Хотите туда?

Пусто, отрешенно глядя на него, немецкий офицер молча кивнул.

– Что платите за перевоз?

На мгновенье замерев, словно не сразу что-то сообразив, немецкий офицер, быстро пошарив в кармане, вытащил Стальную розу. Взяв ее, перевозчик повертел ее в руках.

– Ну что ж, – сказал он, – годится.

Посмотрев, я опустошенно, бесчувственно усмехнулся – на стебле Стальной розы остался один единственный золотой листок.

Глава 14

Один на веслах, широкими мощными гребками, грубо и остервенело перевозчик вел лодку через море, почти спокойной, лишь чуть вскипая бурунами, была вокруг вода, впервые чуть голубовато-серым было над нами небо. Быстро, не более получаса потратив на то, чтобы переплыть пролив, бросив весла, по колени в воду он соскочил, направляя к берегу лодку; спрыгнув следом, навалившись, мы вытолкнули ее на песок. Вытерев лицо от брызг, привязав лодку к столбу, торчавшему в песке, быстро взглянув в сторону замка, он обернулся к нам.

– Идемте за мной.