Галка выпалила все на одном дыхании и осеклась, поняв, что перед глазами замелькали черные точки от недостатка воздуха. Но даже пытаясь прийти в себя, Галка чувствовала, как чуть проясняется в голове. Стало стыдно за разбазаренный шмат колбасы и рыдающую запятую в темном общажном углу, на которую проходящие мимо косились с жалостью, но только лишь ускоряли шаг.
Прошла комендантша, не заметив Галку. Из щелястых окон пахло зимой, затекла спина, а от ледяного пола онемели ноги.
— Ужас какой, — наконец-то проклюнулся телефон Юлькиным голосом. — Галочка, милая, можно я тебе перезвоню? Или тебе срочно надо еще что-то сказать, а?.. У меня дети тут.
— Отбой тревоги, — хмыкнула Галка в трубку. — Твои терапевтические навыки уже подействовали. На работе увидимся.
Она медленно поднялась, беспокоясь, что от неосторожного движения снова внутрь ворвется Михаил Федорович и заполнит ее до самого дальнего уголка. Размяла хрустящие суставы, потянула шею — простые и действенные вещи, это я, это мое тело, а голова нужна только для того, чтобы болтаться на шее. Захотелось поесть, потом поспать, потом попробовать улыбнуться. Галка начала с кривой пресной улыбки и вернулась к общему холодильнику, за колбасой.
И пусть Юльке было некогда, и пусть Дана не брала трубку, Галка чувствовала себя так, словно все чужое вышло из нее, выплеснулось, и осталась лишь хрупкая, звенящая пустота. Накромсав бутербродов из толстых ломтей колбасы и хлеба, Галка упала на кровать в своей комнате и запретила думать про маму. Толку от этих мыслей все равно не было, кроме кислотой разъедающей внутренности вины. Галка жевала, слушала, как ветки скребут по окнам, как кто-то в коридоре требует денег, как носятся табунами ошалевшие от свободы первокурсники — запахи и звуки, картинки, но никаких мыслей. Нельзя хныкать и разваливаться.
Она аккуратно дотянулась до сегодняшних воспоминаний, едва подковырнула их пальцем, но бури не поднялось. Галка видела себя будто со стороны, как, плача, она на коленках ползла к Людмиле, как гладила ее широкой мужской рукой по лицу, просила:
— Людоедик, не конец света…
Широкие белые плечи Людмилы задрожали, она перестала рыдать, рывком села на диване и потянулась к Галке привычным жестом. Губами коснулась мягкой женской щеки, зажмурилась, поцеловала костяшки пальцев.
— Я же никуда не уйду, — успокаивала ее Галка словами, что сами, против воли, просились с языка. Они горчили на вкус.
И Людмила кивала, и улыбалась расплывшимися в пол-лица губами, и обнимала, стараясь на саму Галку не глядеть. Ее крутило и трясло, отцовские воспоминания внутри кричали ей то о распоротой в реке пятке: то ли створка дохлой мидии, то ли бутылочное стекло; то о проводах в армию или о Людмилиной матери, которая скидывала с себя халатик и улыбалась так доверчиво, так сладко… Галка видела, как эти эмоции, как отцовская память искореживают ее, словно Людмила лежала без дыхания под водой, и накатывающий ледяной ручей стирал, вымарывал ее черты лица.
Она сидели, обнявшись, и не было больше между ними смерти.
Палыч стоял в углу и молчал.
…Галка жевала бутерброды и доказывала себе, что пошла на поправку.
Она не помнила даже, как заснула.
Но улыбка не сходила с ее лица.
Глава 6. Бананы
Ее звали Лидия.
Она была обычной тридцативосьмилетней женщиной, на которую при встрече и внимания не обратишь, но мир внутри нее был сочный, полный эмоции и вспышек. Кристине хотелось слиться с ней, забиться внутрь себя и исчезнуть, пока Лидия ее рукой рисует себе надгробный камень. Но у них двоих ничего не получалось, потому что во входную дверь, судя по звукам, лупили молотком или кувалдой, и… Нет, все-таки молотком, наверное, он меньше и быстрый.
Кристине не появлялась в прихожей — Юра стоял там уже почти час, носом уткнувшись в глазок, и держал в руке литую чугунную сковороду, доставшуюся Кристине от матери. Через каждые пять-семь минут он спрашивал жалобно:
— Может, полицию вызвать?..
— На что? — ее раздражал этот бесконечный монотонный грохот. — На то, что твои друзья пришли выбивать деньги и вежливо стучатся в дверь? Никто не приедет, у нас полиция в соседнем городе обосновалась, ехать долго и лень. Можешь даже не пытаться.
— Но…
— Но голову почаще включай, когда с такими дебилась связываешься.
Единственное, что было хорошего в этой ситуации, — Шмеля вместе с кроваткой Юра унес в пустую Янину комнату, где было потише, а Кристина жила напротив входной двери. Шмель хныкал и пытался вырвать пластиковые перекладины, кричал, но всем было не до него — Юра боялся, что дверь вскроют, хоть и поставил на всякий случай несколько крепких щеколд. Кристина пыталась вспомнить Лидию.