Мёртвые звезды

Очередь к единственной работающей кассе круглосуточного гипермаркета оказалась небольшая, человек пять, – но продвигалась крайне медленно. Судя по неловким действиям девчушки-кассирши, работала она здесь не то первый, не то второй день.

За два человека перед Стрельцовым и Людмилой стояла старушка – маленькая, вся какая-то усохшая; в корзине – два пакетика каши быстрого приготовления. И, как полагается старушкам, любительница варить по ночам кашу брюзжала – негромко, под нос, словно бы сама себе, но явно имея в виду аудиторию покупателей. Несла по кочкам нынешнюю власть, нынешние порядки, ну и нынешние цены, конечно… Вспоминала золотой век – богатую, сытую и свободную жизнь тридцатипятилетней давности. Время старушка, впрочем, не конкретизировала, говорила попросту: «при демократах».

– Разве же при демократах очереди были? Да ни за что! Идешь по улице, а вдоль нее ларьки сплошным рядком – и редко-редко у какого покупатели, и то один-два, не больше – подходи, отоваривайся в свое удовольствие. Так патриоты проклятые всё бульдозерами посносили… Кому мешали те ларьки, спрашивается? И сами деньги зарабатывали, и простым людям польза… На рынках, помню, при демократах айзербуды сидели, да прочий народ южный – мимо прилавка идешь, так они тебя за рукав: подходи, выбирай, дорогая! – прямо травой под ноги стелются, лишь бы купила что-нибудь… Если поторгуешься, так и вообще чуть не полцены сбросят, – очень уж это дело любили. А нынче? Выгнали черных, на всю страну из ящика кричали: «Российские рынки – российскому производителю!» Зашла я тут на Алсуфьевский, черешни внуку купить, видала тех производителей. Раньше ряды от продавцов ломились – а теперь лишь кое-где сидят, ну и зачем было черных гнать, спрашивается? Сидит русская фифа за прилавком, губы красит. Я ей: почем черешня, девушка? А она: подождите, я занята! Уж вижу, чем ты занята, пр-р-р-роизводительница расейская… Докрасила, наконец, – восемьсот рублей, говорит. А подешевле? Восемьсот рублей. А если два килограмма? Восемьсот… Заладила, как попугаиха. Купила, что делать… Дома смотрю – так в низ пакета эта стерва гнилой да червивой накидала, сверху хорошей присыпала. Да разве ж при демократах такая черешня на рынках была? Ягодка к ягодке лежала, хоть сейчас на картинку… А деньги нынешние? Разве ж это деньги? При демократах-то зарплату получишь, так хоть в руках ее подержать можно. Хочешь – трать, хочешь – нищему в шапку кинь. А нынче цифирьки на экране засветились – вот, мол, твоя пенсия пришла на счет… Что мне те цифирьки? Деньги мои где, я вас спрашиваю? Кто их крутит-вертит? Вы мне их в руки дайте, я вам говорю! Деньги мои где?! – уже в полный голос спросила старушка у девушки-кассирши.

– Девяносто шесть восемьдесят, – устало ответила та.

Старушка, негодующе фыркнув, протянула смарт, дождалась, пока автомат спишет необходимую сумму, и гордо прошествовала к выходу, унося свою кашу.

– Зато со сдачей теперь не дурят, – послышался сзади рассудительный негромкий голос, явно принадлежавший пожилому мужчине.

– И прежде не дурили, – тех, кто считать умеет! – немедленно откликнулась вальяжная и весьма упитанная дама неопределимого возраста, подталкивающая перед собой тележку, с горой наваленную всевозможными упаковками. Стрельцов подумал, что дама наверняка математический гений, если способна сосчитать в уме общую стоимость своих покупок.

– Да и очередей раньше хватало! – с прежним апломбом продолжала гениальная дама. – В каждом отделе своя касса – настоишься, пока всё купишь!

В разговор вступил не совсем трезвый мужичок:

– Зато пока стоишь, так и прикинешь, чего купить-то, лишнего домой не попрешь… А теперь, пока до нужной полки дойду, – то одно перед глазами, то второе, то третье, руки сами тянутся, в корзину пихают…

Судя по тому, что в корзине его красовалась лишь одинокая бутылка водки, к стеллажам с продуктом первейшей необходимости этот покупатель прошествовал с крепко зажмуренными глазами.

Дальнейшую дискуссию Стрельцов и Людмила уже не слышали – кассирша, неуверенно нажимая на клавиши, наконец закончила оформлять им покупки.

…Пять лет назад дом-башню в тридцать шесть этажей как раз достраивали, и большая часть квартир в ведомственном доме предназначалась сотрудникам ФСР. Мог рассчитывать на новую служебную жилплощадь и подполковник Стрельцов, да не сложилось, – загремел на Грумант, разжалованный в капитаны.

Он хотел сказать Людмиле, что они вполне могли быть соседями, если бы… Подумал и не сказал ничего. Но вокруг посматривал с любопытством, словно довелось увидеть отдельную грань своей альтернативной, не сложившейся судьбы…

– А ведь тебе досталась квартира на тринадцатом, – сказал Стрельцов, когда лифт закончил отсчитывать этажи и остановился. – Не суеверная?

– На четырнадцатом, – возразила Людмила, выходя с кабины с зеркальными стенками. И в доказательство своих слов указала пальцем на цифры «1» и «4», украшавшие стену.

– Тринадцатый, – упрямился Стрельцов. – Просто нумерация на американский манер – после двенадцатого сразу четырнадцатый. Я следил за цифрами на индикаторе.