Мертвый Брюгге

Гюг слушал не без некоторого волнения, стоя у колонны. Большая церковь имела мрачный вид, едва освещенная несколькими свечами и лампами; прихожане казались черною массою, почти потонувшею во мраке. Ему представлялось, что он был один и что священник обращался к нему, говорил с ним. Случайно — или это было плодом его впечатлительного воображения — как будто его судьба разбиралась в этой речи. Да, он был охвачен грехом! Он напрасно обманывал себя насчет своей преступной любви и ссылался в свое оправдание на сходство. Тело играло здесь главную роль. Он совершал то, что всегда сурово осуждала Церковь: он имел незаконную связь.

Если религия говорит истину, если христиане, спасаясь, снова встречаются в будущей жизни, то он никогда не увидит той святой, о которой скорбел, так как желал не ее одну. Смерть только увековечит разлуку, освятит навсегда то, что он считал временным. После смерти, как и теперь, он будет жить вдали от нее; и его вечной пыткой будут всегда тщетные воспоминания о ней.

Гюг вышел из церкви в сильном волнении. С этого дня мысль о грехе мучила его, охватывала, точно вколачивала свой гвоздь. Он очень хотел бы избавиться от нее, очиститься от своего греха. Ему пришла в голову мысль исповедаться, чтобы смягчить разлуку, тревогу души. Но надо было пока яться, переменить жизнь; между тем, несмотря на неприятности, ежедневные огорчения, он не чувствовал в себе сил покинуть Жанну и снова начать жить одиноко.

Однако город, с своим видом верующего, упрекал, настаивал. Он противопоставлял свою сооственную непорочность, свою твердую веру…

Теперь колокола точно были в заговоре, когда он блуждал вечером с возрастающею тревогою, мукою от любви к Жанне, сожалением об умершей, страхом своего греха и возможного осуждения навеки… Колокола убеждали его сначала дружески, давая советы; но вскоре, неудовлетворенные, они начинали бранить его — видимые и заметные вокруг него, как вороны вокруг башен, — словно подталкивая его, захватывая его голову, оказывая на него давление, чтобы избавить его от несчастной любви, чтобы вырвать его из власти греха!

Глава XII

Гюг страдал; с каждым днем все более проявлялась разница в отдельных подробностях сходства. Даже с физической стороны, не было больше возможности предаваться иллюзии. Лицо Жанны приняло несколько сердитое или утомленное выражение, под глазами легла складка, бросавшая тень на ее похожие на перламутр глаза. Ей пришла снова фантазия, как во время ее службы в театре, пудрить щеки, красить губы, подводить глаза.

Гюг тщетно пробовал убедить ее не краситься, так как это не подходило к тому естественному и чистому лицу, о котором он помнил. Жанна иронически смеялась, жестокая, раздраженная. Моментально он вспомнил тогда нежное обращение умершей, ее ровное настроение. Ее благородные и добрые слова, словно слетавшие с уст. Десять лет совместной жизни, без всякой ссоры, без этих жестоких слов, поднимающихся, как тина, из глубины нарушенного покоя души!

Разница между двумя женщинами теперь проявлялась с каждым днем все резче. Ах, нет, умершая была не такая! Это сознание удручало его. уничтожая то, что он считал извинением этого любовного приключения, несчастный исход которого был очевиден; он чувствовал смущение, почти стыд: он не смел больше думать о той, которую так оплакивал и по отношению к которой он начинал чувствовать себя виноватым.

В те комнаты, где была увековечена ее память, он почти не входил, волнуясь, смущаясь от взгляда ее портретов — можно было бы подумать — взгляда, полного упреков… Волосы продолжали покоиться в стеклянном ящике, почти заброшенные, и пыль покрывала их своим серым пеплом.

Более чем когда-либо он чувствовал, как душа его страдает и мучится: он выходил, возвращался, снова выходил, точно гонимый от своего дома к дому Жанны, то привлеченный ее лицом, когда был вдали от нее, то чувствуя сожаление, угрызение совести, презрение к себе самому, когда находился с ней.

Его жизнь протекала в беспорядке; не было ничего пунктуального, правильно устроенного. Он отдавал приказания, затем отменял их; он изменял время обеда. Старая Барбара не знала, как ей исполнять свою обязанность, запасаться провизией. Грустная, беспокойная, она молилась Богу за своего хозяина, зная причину всего…

Часто приносили счета из магазинов с требованием уплатить огромные суммы за покупки, сделанные этой женщиной. Барбара, принимавшая их в отсутствие своего хозяина, поражалась: бесконечные туалеты, наряды, разорительные драгоценности, всевозможные предметы, которые Жанна брала в долг, пользуясь и злоупотребляя именем своего любовника, в магазинах, где она без конца покупала, с мотовством, смеющимся над расходом.

Гюг уступал всем ее капризам. Однако она отнюдь не была благодарна за это. Все более и более она учащала свои выходы, иногда отсутствуя целый день и вечер; она откладывала свидания, назначенные Гюгу, наскоро написав ему.