Мертвый Город

Парень не спорит, лишь кивая понимающе, и перехватывает поудобнее так полюбившийся ему Вал. А я осторожно беру на руки Соню. Она кажется неожиданно легкой. Мы продолжаем путь. Хотя девушка и весит немного, но моя левая нога, пострадавшая от болотной твари, протестует против дополнительных нагрузок и предательски подгибается, заставляя меня припасть на колено. Клаус шагает ко мне, чтобы помочь, но я упрямо мотаю головой, отказываясь от помощи, и отрывисто бросаю ему:

– Смотри по сторонам.

Припадая на раненную ногу, несу свою драгоценную ношу. До здания уже совсем немного. Черная жижа, бывшая некогда цветущей землей, остается позади, и мы ступаем на обычный грунт. Наш ведущий внезапно останавливается, глядит куда-то вправо на появившийся грохот и резко разворачивается в ту сторону всем корпусом.

– Что там? – хриплю я, поворачивая голову.

– Страж, – следует напряженный ответ. – Змей вернулся.

А я и забыл про него. Но я настолько устал, что на то, чтобы бояться, просто нет сил. Да, я вижу огромного змея, появившегося у домов за пустошью справа в нескольких сотнях метрах от нас. Но ему сейчас явно не до нас. Разрушая здания, Страж движется сквозь них.

– Идем? – Клаус меня спрашивает, что ли?

– Да, – а сам неотрывно слежу за змеем. На его чешуе много ран, а по всему телу, вцепившись мертвой хваткой, висят до десятка огненно-красных больших муравьев. Тех самых, что вылезли из-под обломков уничтоженного здания. Спустя несколько секунд Страж исчезает из поля зрения, продолжая возвещать о себе звуками обвалов и грохотом рушащихся зданий.

Вытираю о плечо пот, текущий по лицу. Гляжу на Соню. Ее шея выглядит все еще достаточно сильно опухшей, но уже не так сильно, как прежде. Сыпь уже исчезла окончательно, но лицо остается бледным и блестит бисеринками пота. Воздух, поступающий в ее легкие через расширитель, негромко шумит, но все это мелочи. Главное – Соня жива. Она все еще без сознания, но это, наверное, и к лучшему – пусть ужасы последнего часа для нее пройдут незаметно, она итак слишком многое перенесла. Соня тихо стонет, вращает глазами под плотно сомкнутыми веками.

– Еще немного, – шепчу ей. – Осталось чуть-чуть, и скоро мы будем дома.

Я упрямо сжимаю губы и цежу сквозь зубы:

– Ты выберешься отсюда. Клянусь тебе.

Вхожу вслед за Клаусом в здание и замираю, оглядываясь. Мы оказались в колодце из голых стен в двадцать этажей. Нет, нет, это не колодец, настоящая крыша закрывает от нас сумасшедшее небо. Внутри не темно и не светло – эдакие мрачные сумерки. Стены, насколько я могу видеть, одинаковы по ширине – три-четыре десятка метров каждая, примерно. Кажется, будто мы внутри своеобразной башни. Это ощущение усиливается еще и тем, что вдоль стен поднимается лестница, длинными пролетами цепляясь за каждую из четырех стен. Не имею ни малейшего представления о том, что это за странная архитектура, которая предусматривает столь странный способ подъема. Ступени поднимаются под обычным углом, они виток за витком тянутся вдоль всех четырех стен. Нет, ни я, ни Клаус не видим внутри человека, нашего врага, но это не значит, что его здесь нет.

– Ступени, – говорит Клаус, настороженно оглядываясь.

– Вижу.

– Максим, давай помогу, – обращается он ко мне со столь участливой физиономией, что, не будь я таким уставшим, непременно рассмеялся бы.

– Нет, – отрезаю я. – Я сам.

– Может, хотя бы передохнем?

– Вперед, – бросаю упрямо, направляясь к лестнице, чьи первые ступени поднимаются совсем рядом.

Клаус шумно вздыхает, но вслух ничего не говорит, только обгоняет меня и первым шагает на лестницу. Да, может быть, я и совершаю ошибку, не давая ему помочь мне, но мне все равно, что Клаус думает по этому поводу. Вероятно, да нет, не вероятно, а вполне определенно, я совершаю тактическую ошибку, не давая более здоровому из нас принять дополнительный груз и нести Соню, а самому заняться тем, что у меня выходит лучше всего – обеспечением безопасности. Да, передать ему девушку было бы правильно и разумно. Но я просто не могу этого сделать. Не могу оторвать от себя ту, которой еще там, на развалинах у фонтана, пообещал… Да и не в обещаниях дело. Мои руки не отпустят ее. Я бы нес Соню и с более серьезными ранами, чем та, которая осталась у меня после встречи с цефалоподом. И я не знаю, почему так. Или знаю? Отупевшие от усталости мысли не могут собраться, сосредоточиться. Невнятная тоска и глухая боль засели у меня в груди, лишая хладнокровия и спокойствия.