Мертвый Город

Другого выхода просто нет. Я быстро подкладываю под шею девушки пузатую бутылку воды, заставляя ту запрокинуть голову так, что трахея оказывается максимально близко к коже. Я вижу, что Соня совсем не может дышать. Клаус уже полностью залез на нее, прижимая своим весом ее руки, ноги и не давая девушке вырываться. С треском отрываемых пуговиц распахиваю ее рубашку так, чтобы была видна яременная вена. Щедро плещу йодом, обеззараживая участок шеи. У меня в руке острейший скальпель, какой я только могу себе представить. Соня затихает и уже не шевелится. Стараюсь не думать об этом и смахиваю с глаз градом льющий пот. А сейчас спешить нужно осторожно. Пытаюсь нащупать трахейную мембрану, она должна быть между гортанью и щитовидкой, но шея девушки опухла так сильно, что мои пальцы не могут ничего нащупать. К счастью, если так вообще можно сказать, укус пришелся в верхнюю часть шеи, практически под ухо, поэтому и возможно то, что я собираюсь сейчас сделать. Нет, ничего не прощупывается. Придется рискнуть. Перехватываю скальпель удобнее. Мой указательный палец – на лезвии, в сантиметре от его кончика. Делаю осторожный надрез, стараясь уложиться в сантиметровую глубину – указательный палец не дает лезвию углубиться ниже. В длину разрез около полутора сантиметров, и этого достаточно. Почти сразу раздается свист, с которым воздух попадает в легкие девушки.

– Держи крепко! – бросаю Клаусу, но он итак не нуждается в советах – парень надежно держит Соню.

Она заходится сильным кашлем, но почти сразу ее дыхание нормализуется. Выгнутая шея дает сейчас ей дышать, но я еще не закончил. «Достаю» пластиковую трубку примерно семи сантиметровой длины. Она сужается с одной стороны и расширяется с другой, изгибаясь по всей длине. Тут же обрабатываю ее спиртом и ввожу узким концом в сделанный разрез. Заглубляю на две трети. Остается только ее закрепить. Обвязываю шею девушки бинтом, накидывая им несколько петель на расширитель. Все. Соня дышит, но она по-прежнему без сознания. Устало опускаюсь на край лавки и, «достав» сигарету трясущимися от напряжения руками, закуриваю. Спички выпадают из моих пальцев и рассыпаются по грязи. Тихо матерюсь сквозь зубы, но тут Клаус подносит мне огонь зажигалки. Глубоко затягиваюсь и только тут замечаю, что мои руки перепачканы в крови Сони. Самой крови почти не было, когда я делал трахеостомию. Или было? Не знаю. Мысли путаются.

– Ты молодец, – негромко говорит Клаус, продолжающий удерживать руки девушки, и я поднимаю на него глаза. Мне совершенно не хочется даже пытаться разобраться в его чувствах и эмоциях, поэтому лишь пожимаю плечами.

Не хочу ничего говорить. Не хочу ничего делать. А сейчас придет откат, и тогда меня затрясет совсем не по-детски. За минуту выкуриваю сигарету и, выбрасывая прочь окурок, слышу слабый стон. Оборачиваюсь. Шея Сони вроде больше не опухает. Ее грудь часто поднимается и опускается. Прикладываю ладонь к ее лбу и сразу чувствую жар, да и лицо у девушки ненормального цвета, какая-то сыпь на нем. Ясно, что это аллергическая реакция на пчелиный яд. И какие нужны лекарства? Не знаю, никогда не сталкивался с подобным.

– Нужно вколоть ей антигистамин, – говорит Клаус.

– Это что-то антиаллергенное?

– Да, – кивает он, – только…

– Что? – спрашиваю, видя, что он запинается на полуслове.

– Здесь не подойдут обычные в таких случаях кларитин, супрастин и им подобные препараты.

– Ты знаешь, что поможет?

– Возможно, преднизолон. Это сильнейший антигистамин…

– Ты можешь его «достать»? – перебиваю его.

Клаус кивает, и через несколько секунд у него в руке оказывается шприц.

– Здесь тридцать миллиграмм – минимальная доза.

– Коли.

– Ты уверен?

– А ты уверен, что она проживет без него хотя бы час?

– А потом?

– Потом нас уже здесь не будет. Коли! – бросаю ему зло, устав от спора.

Ничего больше не говоря, Клаус закатывает девушке рукав, бьет несколько раз по руке, выявляя вену. Точным движением колет шприцом и вводит препарат.

– Как быстро он подействует?

– Сразу.

И действительно, опухлость и сыпь, охватившие все лицо и шею Сони, заметно уменьшаются. Но девушка до сих пор без сознания. Оглядываюсь. Грязь, оставленная мной без внимания, уже не кипит, и пар не клубится, он полупрозрачной завесой висит перед нами. Повинуясь моей воле, поднимается ветер. За несколько секунд он рвет и развеивает в воздухе белесую муть. Никаких пчел или других тварей не видно. На нас тянет прохладой, когда в густой жиже промерзает новая тропа. Нам еще нужно добраться до здания, где я надеюсь найти врага. Счет к нему, и без того великий, увеличился многократно, но сейчас я должен думать о другом.

Клаус уже держит в руках носилки, выжидающе глядя на меня.

– Нет, – качаю головой, – я понесу ее. А ты прикроешь нас.