Рой наноживотных кружил над головами, жужжа и шипя, исследуя пределы этого пространства, как будто их миллиарды совещались о том, что проглотить следующим.
Интуиция, казалось, послала одинаковое сообщение всем, находившимся в гостиной, как Всадникам, так и Карсон с Майклом: рой, возможно, привлекает движение, и кто двинется первым, может первым и умереть.
Глава 64
Девкалион и репликант Бозмена прибыли на Шоссе Конца Времен в несущемся снегу. Прямая дорога резко снижалась с верхушки холма за ними и исчезала дальше, на западе, безмолвные белые линии растворялись в падающих белых хлопьях, вся белизна уходила в темноту, которая в этот момент казалась вечной. На обеих сторонах дороги располагались большие темные контуры вечнозеленых растений, как возвышающиеся стены какого-то громадного замка, их ветви были еще не полностью покрыты хлопьями, их слабый запах, почти сладкий в хрустящем холодном воздухе.
Не было следов шин, изрезавших покрытую покрывалом мостовую, что было неудивительно, учитывая, что никто не жил вдоль этих двадцати четырех миль дороги. Ночь была такой тихой, как будто некоторое время назад холодная война превратилась в горячую, подвергнув ядерному удару и облучив все человечество до полного уничтожения, оставив мир, где единственным существенным шумом были изредка случающиеся сейсмические активности, движущаяся вода и ветер.
— Где? — спросил Девкалион репликанта, руку которого сжимал.
— Точно на север, по меньшей мере, двести ярдов в лес. Наверное, даже триста.
— Шагни со мной, — сказал Девкалион и переместил их в лес.
Восхитительно дикий и огромный, но все же уютный в каждом промежутке между деревьями, лес мог быть собором днем, однако был серией часовен ночью. Он, должно быть, казался абсолютно непроглядной пустыней для репликанта, но для Девкалиона был рядом комнат, переходящих одна в другую в каждом направлении, воздух пах и наполнялся ароматом природного ладана сосен и горных пихт. Из-за того, что в течение дня в лесу до земли достигало мало света, подлесок путь не преграждал, и пока вес лежащего на ветвях снега не заставлял их заметно сгибаться, только летящие хлопья прокладывали себе путь через вечнозеленое укрытие к колким маленьким холодным поцелуям на его лице.
— Где? — спросил он снова, и репликант сказал:
— Вниз.
Девкалион рассматривал землю под ногами, и различил лишь сплошной слой, плотный и широкий… но затем увидел полые пространства еще ниже, королевство странных комнат.
— Повернись со мной, — сказал он репликанту, и в повороте они шагнули из часовни леса в длинный коридор с белыми стенами и серым полом.
Тишина здесь была более глубокой, чем в лесу наверху, как будто королева давно оставила этот улей, ее рабочие и трутни сопровождали ее бодрствование.
За несколько вдохов, однако, Девкалион понял, что попал в логово Виктора — сейчас Виктора Лебена, клона Виктора Гелиоса — несмотря на все прозвища и все эры, навсегда Франкенштейна. Выдающий запах, доносившийся до него, был не следом феромонов и совсем не потом и кровью. Вместо этого он чувствовал сырые каменные стены ветряной мельницы, которая была переделана в первую лабораторию известного человека далеко в Европе, озон создавался проскакивающими электрическими дугами между полюсами загадочных и старомодных машин, смердящий запах своего собственного недавно умершего тела, который задержался даже после момента успешной реанимации. Его создатель бродил по этому подвалу, близко и все ближе.
— Убей меня, — попросил репликант Бозмена, и Девкалион дал ему эту милость, сломав шею и осторожно опустив на пол.
Крики и топот ног над головой совсем не мешали.
Эддисон Хок работал с Эрикой в гостиной, передвигая диваны, кресла и скамейки для ног, которые будут использоваться в качестве кроватей, чтобы освободить больше места на полу для временной замены матрасам, состоящим из лоскутных и шерстяных одеял, полотенец, теплых зимних курток и других вещей.
Работая, они узнавали друг друга. Эддисон не мог вспомнить ни одной женщины, с которой было бы так легко разговаривать, в чьей компании он чувствовал бы себя так комфортно. Он не был дамским угодником. Он был таким же Доном Жуаном, как оловянная фольга сусальным серебром. Эта привлекательная женщина так очаровала его, что он разговорился, стал менее застенчивым, чем когда-либо с представительницей прекрасного пола.
Множество шагов прогремели вниз по лестнице, в сторону кухни, в сопровождении громкого визга и хохота.
С самого начала красота Эрики, конечно, его ослепила, но вскоре ее внешний вид вряд ли вообще имел значение по сравнению со многими ее другими качествами. Она была спокойной и сведущей — казалось, знала, что именно нужно делать в каждый момент времени, когда разворачивались эти странные события. Она была сама мудрость, как будто везде побывала и все видела, но в то же время оставалась скромной без покладистости, сдержанной без замкнутости, доброй, но не мягкой.
Радостный звон крошечных колокольчиков донесся с нижнего коридора.