Эддисон обнаружил, что Эрика состоит из множества слоев, до такой степени, что казалась непостижимой. Как она могла быть такой доступной и обходительной, при этом оставаясь загадочной, он не знал. Она вселяла в него и удивление, и любопытство. Что-то в этой женщине было недоступно для понимания, отдалено от обычного восприятия, почти мистическое.
В коридоре перед лестницей, за аркой появился Джоко, в одной из своих четырнадцати шапок, украшенных колокольчиками, возглавляющий вереницу детей, исполняющих латиноамериканский танец, некоторые из них надели по одной из оставшихся тринадцати шапок.
— Шаг налево, шаг направо, вперед прыг, прыг. Шаг налево, шаг направо, вперед прыг, прыг.
Эрика приостановила работу, чтобы посмотреть на шествие. Ее добрая улыбка была изгибом любви, материнской ласки. Эддисону хотелось поцеловать эту улыбку, не просто Эрику, а эту
Джоко добрался до передней лестницы и начал подниматься.
— Три ступеньки вверх, одну назад, пошлепать по задним булочкам —
Когда дети поднялись за Джоко и все шлепающее и фыркающее удалилось, Эрика сказала:
— Они будут хорошо спать ночью.
— Особенно Джоко, — сказал Эддисон.
— О, Джоко спит редко. Иногда он вставляет вилку для еды в электрическую розетку и бьет себя током около часа. Я не знаю, почему это его не убивает, но не убивает, и я научилась с этим жить.
В неосвещенном коридоре, сразу перед спальней Коррины Рингуолд, Расти знал, что что-то находилось рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки слева от него, и он предположил, что это, должно быть, еще одна из тех мерзостей, которая убила всех людей в «Трейлблейзере».
Он подумал побежать вправо, пробившись через темноту к тусклому отсвету ступенек от нижних окон. Но не стал, когда подумал о других существах, которые могли ждать там, чтобы заполучить его, что они зажали его в клещи, что он, должно быть, обречен, независимо от того, куда повернет. Он очень давно был на войне, его нервы стали гражданскими, и он не смог бы за такое короткое время мобилизовать себя против смертельного страха до такой степени, как он с этим справлялся на поле боя.
Не прошло и половины минуты, как Расти понял, что свет был бы предпочтительнее непрерывной темноты, независимо от того, какое скрытое присутствие может обнаружиться. Он ощупал место за собой, вдоль стены около двери спальни, и нашел пластиковую крышку, зазубренную головку шурупа, а затем выключатель в центре. Он поколебался мгновение, разоблачение ожидало его команду, и когда трепет ужаса, холодный, как сухой лед, прошел через него, он включил верхний свет в коридоре.
Ничего не ждало его слева, как он боялся, но прямо справа от него стоял мужчина в деловом костюме, лицо которого ощетинилось осколками разбитого стекла. На самом деле, его лицо
Пока Расти стоял, замороженный ужасом, элегантный деловой костюм превратился в пар, дымку, которую существо образовало, чтобы тут же поглотить, раскрывая не человеческое тело, а не более, чем форму человека, составленную из какого-то пятнистого серого вещества с венами мерцающих серебристых частиц. Вдруг стекло, выступающее из тела в некоторых точках, приняло форму, похожую на остролепестные цветы, которые сверкали десятками остриев.
Расти вспомнил звук разбитого стекла, доносившийся с первого этажа раньше, и чувствовал, что шквал звенящих осколков имел отношение к этому странному представлению, хотя не мог понять, как или почему.
Оттуда, где на этом колючем лице должен был находиться рот, вылетели несколько копьевидных осколков, просвистевших рядом с головой Расти так быстро, как стрелы из лука. Они разбились о стену в конце коридора.
Расти побежал к лестнице.