Мертвый город

Шарю пальцами по ее шее и нахожу тонкую золотую цепочку. Замок маленький, и его трудно расстегнуть в темноте; мне приходится пустить в ход ногти, чтобы добраться до крошечного крючка.

Потом я снова накрываю ее голову простыней, чтобы она покоилась с миром.

* * *

Когда костер начинает разгораться, Туне ложится на бок рядом с ним и мгновенно засыпает. Ее грудь под одеялом ритмично поднимается и опускается. Только тогда я осмеливаюсь оторвать от нее взгляд. Немного спустя чувствую, как напряжение спадает.

Роберт сидит, уставившись в огонь. Я откашливаюсь и тихо зову:

– Роберт…

Он поднимает глаза.

– У меня кое-что есть, – продолжаю я, засовываю руку в карман и извлекаю из него цепочку с золотым сердечком. – Я забрала это. Там, наверху.

Он смотрит на кулон, сверкающий в свете костра.

– Ее мать должна получить его, – говорю я. – Думаю, ты… ты должен передать его ей.

Слова застревают у меня в горле.

Сначала Роберт ничего не отвечает. Затем протягивает руку, и я отдаю ему украшение. Он осторожно держит его, как что-то очень хрупкое; кулон почти не виден в его огромной ладони.

Роберт долго смотрит на него. Я обнимаю руками колени и сижу молча.

Наконец он сжимает кулон в кулаке и говорит, немного гнусавя из-за разбитого носа:

– Чтобы ты знала: она очень сожалела о вашей размолвке. Так и не смогла простить себя за то, что не поддержала тебя в трудный момент.

Я пытаюсь сглотнуть. Голос не хочет меня слушаться. Я плотно сжимаю губы и смотрю на огонь, пока все не начинает плыть у меня перед глазами.

– Я знаю, – отвечаю наконец, с силой прикусывая щеку. – Затем добавляю тихо: – Она спасла мне жизнь.

Гуляющий по площади слабый бриз на удивление теплый.

Лето приближается.

Внезапно тишину нарушает птичий щебет, идущий откуда-то сверху. Я поднимаю глаза, и у меня уходит несколько секунд, прежде чем я замечаю пичугу на фоне школьного здания. Она сидит на одной из водосточных труб.

– Не видела никакой живности с тех пор, как мы приехали сюда, – говорю я.

– И я тоже, – откликается Роберт.

Птичка повторяет свою трель. А мне почему-то становится ужасно жаль, что я не принадлежу к числу тех, кто умеет узнавать птиц по их песням. Я понятия не имею, как называется эта.

Но поет она очень красиво.

Айна

Я ждала, но никто не пришел.

Я ждала и ждала, и кормила ребенка, но они не вернулись. В конце концов я пошла к входу в нашу церковь и спустилась вниз, в туннель, держась дрожащими руками за перекладины лестницы, а потом шла дальше в темноте. Я не осмелилась взять с собой факел или лампу. Только он мог делать это – он же был нашим светоносцем.

Он приказал мне находиться на поверхности с младенцем. По его словам, новорожденная была очень важна, и мне следовало остаться с ней. Он сказал мне ждать их. И что они скоро вернутся.

Дойдя до камней, внезапно вставших на моем пути, я не поняла, что произошло. Решила, что заблудилась. Меня охватила паника. Я боялась умереть там, внизу, в одиночестве, в каком-то из боковых туннелей, где слышен лишь звук капающей воды.

Но потом мне удалось выбраться назад, все к тому же выходу.

Дни шли. В город понаехало машин, и я оставила ребенка в школе. Пожалуй, они не пришли назад из-за него. Из-за дьявольского отродья. Я подумала, если приезжие заберут новорожденную с собой и покинут город, он вернется ко мне.

Сама я пряталась в туннелях, поскольку хорошо помнила его слова о том, что государство заберет меня от него и разрушит наш рай, и все из-за их невежества. Моя мать наверняка наврала им о нас всякого…

В общем, нам не стоило надеяться ни на чье понимание.