Мертвый индеец

– Это наш с тобой брак был ошибкой, – хмуро заметила супруга. Жаль, что его уже не завернешь

обратно. Когда я за тебя, обалдуя, выходила, то думала: все-таки кандидат наук, спец по лекарствам. Станет доктором, профессором, будет опорой семьи с хорошим окладом. И что в итоге?

– Оклад нам обещали прибавить, – неуверенно сказал Курочкин. – И про докторскую я не забыл. Сережка Солопов с кафедры гангрены давно предлагает мне совместную тему по антисептикам. Или можно опять попробовать токсины, у меня уже есть вполне съедобные наработки.

– Токсикоман, – обронила супруга. – У него, видите ли, наработки. Солопов из своей гангрены давно выкроил диссертацию, а ведь младше тебя. Пестряков в фирме работает, за дойчмарки без налога. Абрамов – в Израиле, Каплан – в Мексике лекции читает, Смирнов уже приглашение получил, Танька его хвалилась. У всех холодильники набиты разными вкусностями, и только мой ненормальный держит в холодильнике какую-то шипучую мерзость. Пилюлькин несчастный!

От дальнейшего обсуждения прочих недостатков Курочкина супругу Валентину, к счастью, отвлек низкий жужжащий звук из столовой. Сработал таймер – устройство, которое не позволяло Валентине забыть о скором начале на ТВ очередной серии "Трудной смерти", могучего американского фильма с участием Брюса Боура.

Этого Брюса Боура супруга просто обожала, а Курочкин, как назло, терпеть не мог. Когда Брюс в роли наглеца-шерифа с усмешкой произносил свою коронную фразу "Хороший индеец – мертвый индеец!", Дмитрию Олеговичу неизменно хотелось выхватить из несуществующей кобуры несуществующий "кольт" и прицелиться в гада. Курочкин почему-то был уверен, что актеру и прикидываться негодяем не надо, что он и в жизни – такой же скользкий, бессовестный и жестокий тип, как и в

кино. В глубине души Дмитрий Олегович сильно сочувствовал французской кинозвезде Клер Камински, которую, как он слышал, угораздило однажды выйти замуж за такого хлыща. По неясной для Курочкина причине эффектные длинноногие шатенки наподобие этой Клер вечно выбирали себе в спутники жизни таких вот усмешливых спортивных негодяев, чтобы те потом устраивали бедняжкам сцены и скупердяйничали при покупке новых "Роллс-Ройсов" и бриллиантовых колье…

Услышав призыв боевой трубы, Валентина бросила на полуслове обличительный монолог и сразу заторопилась в столовую, на телесвидание к своему любимому Брюсу. По пути она ловко выхватила из-под раковины помойное ведро, брезгливо смахнула туда пузырек с буйным уфимским слабительным, после чего сунула пластмассовую дужку ведра Курочкину.

– Иди вынеси мусор, – приказала она мужу, всем корпусом оттесняя его к выходу из кухни и дальше, к двери. – Видишь, ведро полно? А нука, марш-марш!

– Но… – вякнул было Дмитрий Олегович. Он намеревался напомнить, что выносил ведро только вчера вечером. Он хотел объяснить, что из-за горсточки картофельных очисток, пакета из-под молока и аптечной склянки глупо спускаться во двор, долго обходить автостоянку, продираться сквозь зеленые насаждения к переполненным до краев вонючим металлическим контейнерам. В конце концов, время терпит. И, между прочим, у него, у Курочкина, осталась еще одна срочная серия опытов важного народнохозяйственного значения, за которые, кстати, ему вполне реально светит премия. То есть не ему лично, а всей их лаборатории, но поскольку Дмитрий Олегович – полноправный член коллектива, то он может рассчитывать на определенную часть этой премии. Конечно, в том случае, если НИИфармахим не обойдет их НИИЭФ на повороте…

Тут Курочкин заметил, что давно уже стоит на лестничной клетке с ведром в руке и обращается с разъяснениями к крепко запертой двери. За дверью шла оживленная пальба: пока Курочкин распинался о своих правах и обязанностях, Брюс Боур, должно быть, уже пристрелил нескольких человек. Во время демонстрации фильма Валентина предпочитала включать звук на полную мощность. Она уверяла, что это хоть немного отвлекает ее от пошлости быстротекущей жизни. Когда дело касалось любимых Валентининых вещей – будь то телесериал или годовой баланс, – супруга умела выражаться поэтично.

Что ж, делать нечего. Дмитрий Олегович подхватил ведро и стал спускаться вниз по лестнице. На площадке второго этажа он остановился, прислушался. Из-за дверей нескольких квартир слышались те же выстрелы. Соседи, как и его Валентина, не упускали возможности поглядеть и утренний повтор дурацкого сериала; словно бы они все надеялись, что утром их драгоценный Брюс ухлопает еще пару контрабандистов и соблазнит еще десяток-другой доверчивых фермерских вдов. Воровато оглянувшись, Курочкин выудил из ведра приговоренный к выбросу пузырек со слабительным "Цоппи" и поглубже упрятал в брючный карман. Когда он вернется, Валентина будет слишком занята телевизором, чтобы его обыскивать. Следовательно, у Дмитрия Олеговича будет время спокойно перепрятать пузырек в пределах собственной квартиры: два эксперимента с этими неправильными таблетками еще дожидались своего часа.