Мёртвый хватает живого (СИ)

Нет, он не скажет. Он же журналист. Пусть и редко практикуется. Разве что интервьюирует заезжих знаменитостей. Купается в лучах чужой славы.

Он не скажет: она покажет ему запись.

А на диске — Коля.

И старуха голая, испачканная в Колиной крови, и парень голый, тоже вывозившийся в Колиной крови, — и дэпээсники (не голые), стреляющие в людей, вполне прилично одетых… но таких же бледных, как парень и старуха, и как «муж с женой». И тоже едящих. И перепачканных в крови. Едящих милиционера. Она сняла это.

Белые. Все белые. Такие бледные, что побледневшими их не назовёшь. И те, кто ел дэпээсников, и те, кто ел Колю, — белые. Ужасно белые. С малиновыми прожилками на лицах. Общее у них — не одежда. И не номерки. Белизна!

Наняли четверых актёров, и загримировали…

Натурально сыграли актёры!

Глава тридцать четвёртая

28 октября, понедельник, 10:13. Регина

— Регина, ты на себя не похожа, — сказал шеф.

Она расстегнула куртку, повесила её на стул. Потрогала мобильник на груди. Села на диван. Сумочку положила рядом. Огромный кожаный диван. Дурацкий диван. Шеф нарочно его поставил в кабинет, чтобы у всех баб задирались ноги. Она всегда ловила его взгляд на себе. На ногах преимущественно. Спать с шефом? Ха, пусть спит с уборщицей!…

— Колю съели, Александр Александрович.

— Какого Колю?

— Баталова.

— Что ты сказала?

— Баталова.

— Нет, до того.

— Съели.

— Ты больна, — сказал шеф.

Вышел из-за стола, подошёл к ней. Коснулся её лба. Очень долго держал руку на её лбу. Она видела его жилет, вспучивавшийся на животе, и брюки — там, где ширинка, — и ей хотелось оттолкнуть всё это.

— У тебя, по-моему, температура. Ты и меня заразишь. Журналистка, а не знаешь, что в стране эпидемия иностранного гриппа. Не смотрела новости в полночь? Филиппинский грипп: температура низкая, 33–34, а кто-то утверждает, что 22–24, скачет давление. Сильная вирулентность. Человеку так плохо, что хочется умереть. Есть случаи комы. Отправляйся-ка домой. Новости выдаст Ксения. И почему ты не смотришь полночные новости? Сколько можно тебе…

— Они съели его. Это есть на диске, — сказала Регина.

Она вынула из сумки диск. Сан Саныч взял его. Положил на стол. Повернулся. Скрестил руки на груди. Он, наверное, никогда и не думал, что руки у него скрещиваются не на груди, а на животе.

Грипп? Температура то 34, то 22? Температуры в 22 и на градусниках-то нет. Давление скачет… Какую только чушь не выдумают журналисты, чтобы повысить рейтинг!

Или он говорит про грипп из вежливости. Интеллигентно так намекает.

Одно время Регина пила. Не то чтобы на всю катушку и во всю Ивановскую… но пила. И пару-тройку новостей в нетрезвом виде сделала. Шеф вначале не замечал, а потом ему нашептали. Или сам заметил. Она точно не знала. Она перестала пить. Любой, кому нравится его работа и деньги, которые за неё платят, быстро умеет выбрать между водкой и работой. Тут и выбора-то нет! О выборе думает тот, кому водка дороже. Это уже конченый человек.

Сан Саныч, ясное дело, подумал: у неё новый запой. Классика: понедельник, утро. Потому-то она и опоздала. А может, она и не бросала пить. Пила себе потихонечку, как умеют пить женщины. Им не так много надо, как алкоголикам-мужчинам. Пила — и с утра всегда опаздывала. Ну, или почти всегда. Сан Саныч думает, он раскрыл её. Грипп, говорит, у тебя. Филиппинский. А у него тоже есть фантазия. Только убогонькая. Тридцать четыре, двадцать два. Фантазия на тему имён числительных.

Всё, что она скажет Сан Санычу, тот примет за оправдания. За пьяную сказку о людоедах в городе. Колю съели. На улице Мельникайте. Да, милиция была там, когда Колю ели, была через дорогу, но сделать ничего не могла. По очень простой и понятной причине: её, то есть милицию, тоже съели. С потрохами.

Примет за оправдания. Велит ей выпить аспирин или «Алка-Зельцер» и идти проспаться. А потом, скажет, как проспишься, уладим наши деловые отношения. В смысле, кое-кому давно пора написать заявление об увольнении. И безо всякой фантазии.

Или, может, речь у них пойдёт не об увольнении. А о том, что там у него, шефа, болтается в штанах. За ширинкой. (По слухам, кроха размером с детскую соску).

И поэтому она не будет ему ничего рассказывать. Пусть посмотрит. А она будет молчать.

Только чуть-чуть она скажет, чтобы убедить его. Убедить запустить XDCAM.

— Сан Саныч, всё переменилось, — сказала она. — Сегодня утром… Я словно не та.

— Конечно, не та. На твоей причёске лака вдвое больше, чем обычно. И ты сегодня не Снежная, а Водяная. Капает с тебя.