Мёртвый муравейник

Тем не менее, игрой можно только тешиться, но жизни она не меняет. После виртуальных развлечений игрок возвращался, как ему казалось, в ещё более тусклый в своей безупречности мир. Все разговоры велись только о пережитом в игре – больше людей ничего не интересовало. В реальности уже больше нечего было менять, не ждало никаких открытий. Можно было, конечно, отправить экспедицию к ближайшей звезде, продлить жизнь ещё на несколько десятков лет, оживить мамонта или тираннозавра, пытаясь этими свершениями заполнить внутреннюю пустоту миллиардов скучающих гениев; но эти потуги человечества остались бы тщетными в бесконечности времени и пространства и не приблизили бы Человечество к заветной цели – познанию истины.

Политически мир преобразился до неузнаваемости: больше не было единых центров принятия решений, так как каждый член мирового сообщества обладал личным врождённым правосознанием; необходимость в управлении массами отпала сама собой. Не было низших, не было и высших, не было управляемых, исчезли и управленцы. Элиты навсегда ушли в прошлое, и каждый человек решал сам за себя, что делать и как жить, вплоть до полной изоляции от общества, но изоляции не в схизме древних, а в окружении роботов, обеспечивающих его всем необходимым. Нельзя было запрещать и ограничивать, рекомендовать отдельному человеку, как прожить свою жизнь. Каждый стал себе царём и судьёй. Поэтому, когда первый человек на Планете решил всю жизнь провести в игре, подменив реальность симуляцией, это было принято такой же нормой и здравым решением, как любая другая деятельность свободных друг от друга людей.

Наступил 454 год со дня появления нового вида разумных существ. Разум приобрёл вполне осязаемые формы – формы городов без людей, домов, без окон и дверей, дорог, заполненных мельтешащими роботами различных форм и размеров. Огромные бесцветные кубы из углеродных нанотрубок, высотой в несколько километров, своими безупречно ровными линиями плели сеть секторов, современных городов. К каждому такому кубу или же блоку (так они назывались) вели, висящие в воздухе, трубы, создавая как бы потолок над ровными прямыми дорогами, устланными самовосстанавливающимся полотном, смоделированным по волновой функции квантов и дополненными слабым свечением, которое не стоило никаких энергетических затрат, но и не несло особого значения, так как роботам свет для ориентации в пространстве попусту был не нужен, а нога человека здесь не ступала. Трубы вели к зонам промышленности, опоясывающим сектора плотным кольцом чашеобразных строений, которые огромными турбинами, установленными в основании чаши, прогоняли воздух, фильтруя углерод, водород, азот и другие полезные газы, служившие для синтеза всех необходимых биологических веществ. Рёв турбин сгущал пространство, делая атмосферу плотной и практически осязаемой. Рядом длинные километровые ангары из прозрачного нестареющего пластика обнажали исполинские конвейеры, где роботы создавали роботов с неживой методичностью.

Природа давно умерла: процессы, запущенные в расцвет эпохи индустриализации и набиравшие силу уже без участия человека, который давно перешёл на безвредные формы энергии, но не заботился о том, что уже сотворил с планетой, довершили своё дело, превратив Землю в безжизненный пустынный шар. Бескрайние просторы ороговевшей почвы покрывали большую часть пространства Земли, лишь слабо контрастирую с автоматизированными зонами урбанизации. Воздух в секторах был влажный и душный, небо закрыто сплошной пеленой грозовых туч, которые никогда не проливали дождей. Секторы напоминали теплицы размером в тысячи квадратных километров. Оставались зоны сурового арктического климата, которые вполне можно было принять за поверхность астероида или планеты, подвергшейся суровому воздействию ледяного космоса. Таков был облик Земли, дающей приют самому прогрессивному виду живых существ, когда-либо обитавшей на ней.