Собрание древностей было в городе и до 17-го года. Коллекция, довольно пестрая, содержала, к примеру, миски и кувшины из найденного при прокладке трамвайных путей некрополя. Целые миски изъяли для музея. Некрополь поскорее закрыли обратно, поверху пустили трамвай. Их и другие экспонаты демонстрировали публике бесплатно, а вот за картинки полярных экспедиций в «волшебном фонаре» нужно было приплатить рубля три. Но горожане интересовались выставкой умеренно. В азартно торгующем Ростове гораздо большим успехом пользовались кафе-шантаны. Однако музей просуществовал несколько лет, и кое-что из его экспонатов даже уцелело в чехарде послереволюционных событий.
Все это я узнал от Ширман. Я представлял себе ученого-энтузиаста вроде Паганеля, сухопарого чудака с растрепанной шевелюрой и в очках или, напротив, брюнета с хорошо заметным носом. Провалился по всем статьям. Ширман оказался дамой. Сбылись только очки, что болтались на шнурке. А так — энергичная особа, шагает уверенно, смотрит цепко. Сначала она приняла меня крайне официально. Но узнав, что я хорошо знаком с самим Гроссом и его партией, немного смягчилась. Цокая каблуками, она вела меня из одного зала в другой:
— Здесь мебель, посуда. Вот этим, видите, мы особенно гордимся!
Я задержался, разглядывая пузатые кружки с медными накладками. Ширман же уже спешила дальше.
— В зале археологии большинство находок — заслуга партии Гросса. Ученый-альтруист, каких мало! Если бы не его внимание, не видать нам архивов! Фотографии, гравюры, сведения о раскопках, которые велись раньше, — все, все бы просто-напросто пропало. Отдали бы их в лавки на фунтики, халву заворачивать!
Витрины, рукописные плакаты с пояснениями, окна без портьер и вынутые люстры преобразили особняк до неузнаваемости. У квадратного шкафчика с экспонатами и чучелом розового пеликана Ширман приостановилась.
— Если бы вы приехали раньше, то смогли бы увидеть полную конскую сбрую из захоронения сарматского воина! Но теперь она в Эрмитаже.
— Гросс говорил мне об этом. Наверное, это почетно, провинциальная находка, и вдруг в таком крупном музее?
Ширман поджала губы.
— За последние месяцы мы передали в Петроград много экспонатов, реквизированную мебель, картины. Что отдавать, решала комиссия от Комиссариата внешней торговли. Эти вещи потом направляют на зарубежные аукционы. Мы, конечно, протестовали, но от нас немногое зависит.
По лестнице мы поднялись в комнату, которую выделили партии. В углу громоздились ящики, подписанные мелом. В них содержались геологические и археологические находки из курганов и карьеров, где разрабатывают песок и глину.
Я протянул ей листок и спросил:
— Скажите, а вот такое не попадалось?
Она подошла к окну и аккуратно его расправила.
— Похоже на изображения мифологических существ из скифских захоронений. Со всеми записями о курганах работают люди Гросса. Нужно посмотреть в их архиве.
Я попросил принести все бумаги, описи — все, с чем работала партия.
Ширман колебалась, но я убедил ее, что Гросс сам направил меня сюда и абсолютно не был бы против. Пришлось подкрепить аргументацию и удостоверением сотрудника уголовной милиции. Может, она и не до конца поверила мне, однако очень быстро разыскала двух рабочих, которые притащили в кабинет коробки и папки.
— У Гросса бумаги, думаю, в порядке. Но не представляете, как часто ценные предметы пропадают с раскопок! Бывает, что по рассеянности. Сунут и забудут. А однажды, когда еще не было работы с описями, случился скандал с продажей ювелирам находок из скифских городищ, собранных в гирлах Дона. Вообразите, варварски продали все, просто на вес! — возмущалась Ширман, раскладывая бумаги.
Решительно отказавшись от помощи, я принялся самостоятельно разбирать коробки и папки. В них нашлись не только свежие записи, в самом низу обнаружились несколько томов описей Общества древностей, изданные еще в 1910 году.
Первым делом я вытащил личные дела участников партии. Гросс вел архивы аккуратно. Я продвигался от месяца к месяцу, от одних мест раскопок к другим. Состав партии в основном не менялся, я нашел и знакомые фамилии. Кое-что заставило меня перечитать записи несколько раз. Особенно заинтересовал меня отчет о раскопках в Средней Азии. Они шли трудно, прерывались несколько раз то из-за засух, то из-за заболеваний малярией в лагере. Через пару часов чтения пришлось встать, размять шею, плечи. В открытое окно влетали звуки мотора, голоса, птичий галдеж.
Я снова сел, подтянул к себе папку. Начал листать, наконец мелькнуло Ряженое, «основано в 1776 году надворным советником, занимает 34 десятины земли». В пометке рукой Гросса значилось, что, по одной из версий, название села происходило от того, что первые жители рядились в шкуры животных, чтобы грабить купеческие обозы. Я встал, прикрыл дверь поплотнее и продолжил читать. Еще час, не меньше, я потратил на тщательное изучение описей ранних и недавних находок партии.