— Почерк у вас, Егор, совсем как у папы, вот здесь не разберу… Это мыло?
На улице пыльного красного кирпича сохранились еще нэпманские лавочки. Глаша осмотрелась — думаю, здесь, — стекло закрыто крепкой широкой фанерой, мелом выписан имеющийся товар. Неподалеку мальчишки вытащили выброшенный корсет с лентами, бросали камешки, как в манекен. Глаша потянула меня в лавку. Я решил было, это девичья стыдливость, но она разбила мою версию, простодушно объяснив:
— Да что вы, это ни при чем. Но вот если таким мелким камнем в глаз запульнет… Травмы глаза очень опасны.
— Я прямо слышу голос уважаемого профессора Эберга, — поддразнил я. — Кажется, у вас и его усы, и борода видна!
Кроме нас в лавке не было никого. Продавец засуетился. Дергая, с треском надрезал ситец. Советовался с Глашей по поводу аршинов и расцветок, называя ее то барышней, то гражданкой. Тыкал в рулоны мануфактуры железной линейкой, доставал жестянки с пуговицами, мотки ниток. Поручив им список, я задумался: что же привезти Устинье? Мне хотелось, чтобы это было что-то особенное. Рассматривал полки за дергающимся плечом служащего: мыло «Сибирский мускат», вода «Парижский левкой», круглые коробки с пудрой.
— Почти закончили ваш список! — Глаша повернулась ко мне от прилавка.
— Еще одно дело есть. Хочу выбрать подарок. Вот, может, платок?
Служащий подвинул ко мне картонную коробку, полную нитяных перчаток.
— Красивая она? — спросила Глаша, перебирая перчатки и кивая служащему, — давайте вот эти. Впрочем, не важно. Я не об этом хотела спросить, она брюнетка? Или светленькая? Выберем платок в ее цвет, для ее типа. Брюнеткам хорошо красное.
— Давайте красное.
С разумной и практичной Глашей дело шло веселее. Вот только она сама погрустнела, и я удивился, когда она добавила к покупкам бумажный фунтик.
— Это пусть будет от меня, для нее. Той, для которой платок и перчатки.
Я заглянул в кулечек.
— Конфеты?
— Леденцы с ландрином. Но особенные. Обертка с гаданием. На каждой бумажке — картинка и стихи. Ей понравится.
— Хорошо вы придумали.
Глаша отвернулась, спрашивая о своих покупках. Служащий принялся проворно выставлять тяжеленькие флакончики с фиолетовой жидкостью — денатурат для примуса. Быстро все выбрав, Глаша сговорилась, чтобы мои свертки принесли на квартиру настройщика. Уже на улице, повеселев, заговорила о фильме, который недавно смотрела.
— Очень интересная картина. Инженеры в Москве получают таинственное сообщение. И никак не могут разгадать его смысл. А сигнал этот, только представьте, с Марса. И сам Марс, и марсиане совершенно похожи на настоящих. Они повсюду используют чистую энергию.
— Вы разве, Глаша, видели настоящего живого марсианина? Давайте руку, — я помог ей переступить через весеннюю лужу. — Я не смеюсь, но ведь в самом деле.
— Это по произведению «Аэлита» писателя Толстого Алексея. Давайте вместе сходим?
— Вы же видели?
— О! Я сто раз могу смотреть.
Мне было жаль отказывать, но пришлось сказать, что я никак не могу. Служба, нужно по неотложному делу успеть в городской музей.
— Тогда хоть вечером приходите?
Она позвала меня на ужин и сказала, что будет ее приятель, журналист.
«Желающие сделать экскурсию в прошлое приглашаются в Музей искусств и древностей. Объяснения могут взять на себя члены Донского общества археологии, истории и этнографии. Предварительно сговориться с т. Вязигиным или Ширман — телефон № 14–41».
В объявлении на стекле у входа в музей также утверждалось, что товарищи Вязигин и Ширман предлагают экскурсантам самые разные маршруты. Можно было отправиться на развалины греческого поселения под Ростовом, один Ширман знает какого века, в Зоологический сад или на опытное Ростово-Нахичеванское поле. При этом особо подчеркивалось, что захоти я, положим, посетить опытное поле, то не тут-то было! Приписка красными чернилами указывала, что «ввиду большого наплыва посетителей необходимо сговориться с директором поля за неделю до экскурсии». Греческие развалины, равно как и зоосад, очевидно, таким успехом не пользовались.
Я прочел до конца. И замешкался у здания на Пушкинском бульваре, где был устроен музей. Никак не мог заставить себя зайти. У меня как раз выходила натуральная, как любил выражаться Репа, экскурсия в прошлое! В бывший особняк миллионщика Парамонова я когда-то был вызван к мертвецу[72]
. Сейчас же — вот, на фасаде трепыхается под вечным ростовским ветром плакатик, и за версту пахнет мокрой штукатуркой и полиролью — открыт музей! Потянув дверь, я, бросив размышления, вошел. Меня, конечно, нисколько не интересовали маршруты экскурсий, а только сам Ширман, на худой конец, и Вязигин — телефон 14–41. Нужно было попасть в кладовые или фонды музея, просмотреть списки экспедиции Гросса, описи его находок, переданные сюда.В залах еще шла работа. До музея здесь размещался клуб строителей, а раньше — станция крови. Археологические экспонаты, коллекции камней и «предметы буржуазного быта» соседствовали с материалами о развитии сельского хозяйства и образцами продукции новых ростовских предприятий.