Мертвый ноль

Но сбегать от леди Кайрены после того, как сам, по собственной воле привел ее домой, попросил принести напитки и завел разговор, было бы форменным свинством. Сам виноват, не предусмотрел подобного поворота. До сих пор она казалась мне замечательной собеседницей; собственно, таковой и была, но у меня в гостиной не то от смущения, не то просто по привычке внезапно перешла в режим «светский прием» и принялась изрекать вежливые банальности, а на мои попытки оживить беседу захватывающими историями о старых добрых временах неизменно отвечала: «Потрясающе», и: «У вас удивительная жизнь, сэр Макс», но за этими репликами не было ни глубокого интереса, ни искреннего внимания, только напряженное старание вести себя подобающе и не попасть впросак.

Отсутствие живого отклика собеседника я чувствую очень остро, как жажду и голод, и страдаю ничуть не меньше, чем страдал бы от обезвоживания, пересекая пустыню, так что в этом смысле меня, к сожалению, не проведешь. Неудивительно, что уже через полчаса я начал прикидывать, очень ли сильно гостья обидится, если я вот прямо сейчас, наскоро попрощавшись, сигану в окно. Правильный ответ: «Да, очень». С примечанием: «Кофа мне не простит».

Ситуация осложнялась тем, что мы с леди Кайреной сидели в гостиной одни – сказал бы мне кто, что вечером в моем доме может оказаться настолько безлюдно, я бы только пальцем у виска покрутил.

По большому счету, я удачливый человек, грех жаловаться. Но иногда до смешного невезучий в мелочах. Вот и в тот вечер все мои домашние куда-то разбежались, даже своих гостей в заложниках не оставили. На месте было только зверье, причем Дримарондо, который теоретически мог бы камня на камне не оставить от нашей вымученной беседы, начав излагать свои оригинальные и даже отчасти шокирующие взгляды на угуландскую поэзию периода окончания Эпохи Орденов, при виде гостьи вероломно удалился якобы в свой кабинет проверять студенческие сочинения, а на самом деле, конечно, в направлении кухни, где господину профессору в любое время суток готовы выдать дополнительную сахарную кость. Друппи, простая душа, убедившись, что ни я, ни леди Кайрена не готовы вот прямо сейчас начать кувыркаться с ним на ковре и играть в догонялки в полутьме коридоров, немного помаялся, а потом устремился за своим другом. Я не держу обиды: на его месте и сам бы так поступил.

В гостиной остались только Армстронг и Элла, которым леди Кайрена явно понравилась: из нее получилась хорошая, теплая, спокойная подушка для двух любителей подремать между восьмым и девятым обедами. Но в качестве собеседников кошки, к сожалению, не настолько блистательны, чтобы с легким сердцем переложить на них обязанность развлекать гостью. У них на все реплики один ответ – громкий самодовольный «муррррр».

Дело кончилось тем, что я послал зов сэру Кофе. Вкратце объяснил ситуацию: «Помирился до такой степени, что леди сидит у меня в гостях, поэтому выручайте, я практически при смерти, больше не могу щебетать». Кофа, конечно, высказался в духе: «От этого, не поверишь, не умирают», – но был милосерден и принял меры. В смысле буквально четверть часа спустя ввалился в гостиную в сопровождении моей любимой соседки, хозяйки единственного в городе трактира традиционной урдерской кухни и по совместительству наваждения, вернее, овеществившегося сновидения одного очень старого дерева. Даже жаль, что происхождение леди Лари тайна, в том числе, от нее самой, потому что это, конечно, прекрасный, исчерпывающий ответ на мучающий всех городских сплетниц вопрос: кем надо быть, чтобы похитить сердце сэра Кофы Йоха? А вот кем.

С леди Лари пришел ее племянник, чудесный мальчишка, очень способный художник, ну или талантливая девчонка-художница: Иш – то одно, то другое, по очереди. Алгоритм его нечаянных превращений пока не смогла высчитать даже леди Тайяра, ясно только, что ни одно из состояний не длится дольше дюжины дней подряд. Впрочем, сейчас важно не это, а то, что группа поддержки сразу, с порога затребовала доску для игры в «Злик-и-Злак»; разложив ее на столе, они наперебой начали объяснять правила леди Кайрене, которая, конечно, смущенно бормотала: «Ой, нет, я не справлюсь, давайте сперва просто посмотрю», – но сама заранее понимала, что обречена.

Я перевел дух. Голова, утомленная бессмысленностью бытия, еще гудела, но гул уже стал вполне выносимым и понемногу сходил на нет. Для полного счастья мне, конечно, не помешало бы четверть часа посидеть одному на крыше, и я как раз начал прикидывать, под каким бы предлогом туда смыться; проблемой, собственно, было выбрать из доброй сотни прекрасных предлогов какой-то один, но до выбора не дошло, потому что в моей голове раздался голос леди Сотофы Ханемер, и она сказала: «Нужна твоя помощь, мальчик. Нынче вечером я сварила такую скверную камру, что никто кроме тебя не согласится ее пить. А выливать жалко, мы, кеттарийцы, сам знаешь, прижимистый народ».