Немного остыв, он стал думать. «Иванов» действительно следует перевести в лазарет. У японцев всюду глаза и уши, тут их не обманешь. И прокатиться тоже придется. Но недалеко…
Надворный советник подъехал к дому, бросил поводья казаку и шумно ворвался внутрь. Вид у него был непритворно злой. Навстречу выбежал лакей Ажогин.
– Где немец? – рявкнул Лыков. – Пусть пива принесет. Холодного!
Через минуту в кабинет зашел Буффаленок с пивом. Лыков подскочил к нему и произнес скороговоркой:
– Прости, так надо!
Отобрал бутылку и выдал парню увесистую затрещину. Тот полетел кубарем, сшибая стулья.
– Я сказал – холодного! А ты какое принес, колбасник?
На шум в дверь просунулись головы прислуги. Гезе сидел на полу, потирая затылок. Слезы катились по его лицу, но хныкать парень не смел.
Лыков пнул табурет, потом грохнул по стене кулаком так, что свалилась висевшая на ней олеография.
– Чего вылупились? Тумаков захотели? Зажрались, страх потеряли! Я вас научу! Всех научу!
Дворня оцепенела. Таким хозяина они еще не видели. Между тем тот начал приходить в себя.
– Ажогин!
– Я, ваше высокоблагородие!
– Лети в лазарет, приведи сюда доктора Пагануцци.
– Слушаюсь!
– Гезе!
– Я! – вскочил с пола Фридрих и ухватился за стол – его мотало.
– Чего еще там? Со щелчка качаешься? Пиво у тебя теплое, неси водки.
– Слушаюсь.
Лыков разогнал всех с поручениями. Вскоре вернулся Буффаленок, поставил графин с водкой и спросил шепотом:
– Что случилось, Алексей Николаевич?
– Мы попали в засаду. Голунов у японцев в аманатах[77]
. Меня отпустили, чтобы я перевел Царя со свитой в лазарет. И уехал. Как сделаю это, они будто бы освободят Калину Аггеевича. Но, конечно, японцы его убьют…Федор слушал молча, напряженно.
– Сейчас я скомандую Пагануцци положить «иванов» в лазарет, всех троих. Сам якобы отправлюсь в Тарайку. Ребята из лазарета сбегут. Тебе поручается следить за ними.
– Отсюда?
– Нет. Не зря же я тебя поколотил. Явится доктор, я попрошу тебя осмотреть. Все видели, как тебе досталось. Жалуйся на тошноту и головокружение. Пагануцци предложит и тебя отправить в лазарет, я разрешу.
– Понял. Где мне вас искать?
– У акушерки Инцовой.
– Где-где?
– Нету у меня другого укрытия!
– Понял.
Тут послышались шаги, и Алексей спешно припал к стакану с водкой.
Дальше все пошло как задумывалось. Явился запыхавшийся Пагануцци. Лыков выдал ему письменное разрешение на госпитализацию троих каторжных разряда испытуемых: Козначеева, Мурзина и Шельменкина. Доктор с изумлением прочел бумагу, но спросить, отчего такие вольности, не решился. Лыков скорчил рожу и отвел глаза. Потом заявил:
– Я тут своего камердинера малость поучил. А он теперь жалуется, что его мотает… Поглядите, врет или нет. Ежели врет – получит добавки!
Пагануции осмотрел парня и ахнул:
– Вот это гематома! Что вы с ним сделали? Я подозреваю сотрясение мозга!
– Значит, не врет? – равнодушно поинтересовался начальник округа.
– Чтобы знать это точно, я должен понаблюдать вашего камердинера. На больничной койке!
– Ладно, забирайте. Я все равно уезжаю на несколько дней…
Доктор ушел и увел зашибленного немца с собой. А Лыков вызвал Фельдмана.
– Степан Алексеевич! Вы опять остаетесь за начальника. Я через час уезжаю. Надо проверить, как идет строительство дороги.
– Отчего такая спешка? – удивился коллежский регистратор. – Хоть до утра обождите!
– Некогда. В мое отсутствие должен прибыть новый батальонный командир барон Таубе. Он, конечно, гость наших военных, но и наш тоже. Развлеките его до моего возвращения. На леднике лежат три осетра, одного можете скормить барону.
– Слушаюсь.
– Срочные бумаги есть?
– Отношение к начальнику острова по поводу нехватки зимних бродней и ходатайство о назначении увольняемого рядового Огурцова смотрителем в Могун-Котан.
– Почему не в Дубки?
– Там, Алексей Николаич, место трудное. Пристанодержательство и картежная игра, а также краденое скупают. Огурцов не справится. Вот к осени выйдет срок у поселенца Лядова, он человек твердый. Я буду вам его рекомендовать.
– Хорошо. Давайте, я подпишу.
Лыков подмахнул бумаги, простился с Фельдманом и стал собираться. Оружие «садовники» ему вернули, только вынули патроны. Ну, этого добра у Лыкова было много… Он зарядился, рассовал по карманам двадцать револьверных зарядов и сунул в подсумок сорок винтовочных. На всех гадов хватит!
Вскоре в дорожном тарантасе под охраной казаков Алексей уехал из Корсаковска. За Третьей Падью он выпрыгнул на ходу и лесом пошел обратно. Тарантас отправился дальше. Казак Ванин должен был вернуться на нем через три дня, а пока где-нибудь спрятаться… Младшему уряднику Агафонову выпало более трудное поручение. Он во весь опор полетел по тракту в Тихменевск. Агафонов вез лейтенанту Налимову в залив Терпения записку с одной фразой: «На всех парусах идти в бухту Буссе и задержать там шхуну «Окаги-мару».