Мертвый остров

Но японцы молча сближались, и пришлось открыть по ним огонь. Боевой порядок, видимо, был вынужденным. Онива-бан надеялись, что идущие первыми примут все пули на себя. Это позволит остальным добраться до противника и вступить с ним в рукопашную. Но замысел не удался. Русские стояли полукругом, охватывая японцев с трех сторон. Вся глубина колонны простреливалась, и «садовники» начали валиться один за другим. Через несколько секунд они рассыпались в цепь, кувырком стараясь уклониться от свинца. Двое или трое успели замахнуться своими звездами, но бросить им не позволили… «Меделяны» били без промаха.

Капитан остался в окружении немногих помощников. Он встретился взглядом с Лыковым, поднял над головой клинок и бросился на сыщика. Алексей замешкался. Ему не хотелось убивать храброго японца. Тут выстрелил Таубе и ранил офицера в руку. Капитан нагнулся и подобрал выпавший меч левой рукой. Барон немедленно продырявил и ее… Разведчик что-то скомандовал ближайшему «садовнику». Тот, не раздумывая ни секунды, одним ударом снес начальнику голову. Такигава, как сноп, повалился в воду.

Вскоре все японцы были перебиты. Ни один не добежал до берега. И ни один не сдался. Раненые добивали друг друга. Последний чиркнул себя по горлу, уже теряя сознание. Бой закончился. Одиннадцать мертвых тел лежали у берега.

Потрясенный Лыков какое-то время не мог взять себя в руки. Затем собрался и приказал связать пленных «иванов». И тут выяснилось, что Царя среди них нет! Сыщик опознал Садрутдинова и Ваську Карыма; других он по приметам не помнил. Алексей полез на шхуну и обыскал ее до последней доски. «Меделяны» обшарили весь берег. Пусто! Козначеева нигде не было.

Ехать в Корсаковск в темноте не решились. Линейцы развели на берегу два костра. Возле одного они разбили свой лагерь, а у второго грелись «иваны». Лыков заставил айнов перевезти на «Крейсерок» тела убитых японцев. Лейтенант Налимов у костра поужинал с сыщиком и разведчиком, выпил за удачный бой и ушел ночевать на корабль.

Ранним утром отряд отправился домой. «Крейсерок» обогнал конно-пешую колонну. К обеду все были в Корсаковске. Пленников в кандалах посадили в карцер. Дела их были плохи: прикуют к тачке и засунут в страшную Воеводскую тюрьму пожизненно.

«Меделяны» разместились в ротной казарме. Лыков первым делом забрал с корабля тела «садовников» и отвез к консулу. Господин Кузе, мрачный и строго-официальный, принял своих несчастных соотечественников. Лишь один раз лицо его дрогнуло – когда он увидел Ёэмона-Такигаву.

– Вы видите, господин консул, что мы не хотели убивать капитана Такигаву. Ранили его в руки, чтобы захватить живым. Но он велел добить себя. Другие тоже не сдались. Мне очень жаль. Это были храбрые люди.

Кузе промолчал.

Усталый и разочарованный, Лыков пришел домой. Все «иваны» Сахалина не заменили бы ему одного Царя. А тот как-то сумел скрыться. Неужели слез со шхуны и ускользнул в горы? Ох, тоска…

– Фридрих! – крикнул надворный советник в кухню. – Принеси чаю!

Но вместо Гезе явился Ажогин, а следом – Фельдман с растерянным лицом.

– Осмелюсь доложить, Фридриха нигде нету! – отрапортовал лакей. И добавил: – С вечера уж как.

– Что значит нету? – рассердился Лыков. – Опять, лодырь, в лазарет ушел?

Вперед выступил Фельдман, растерянно теребя длинную бороду.

– В лазарете Гезе тоже нет. Его нигде нет. Он… даже не знаю, как сказать…

– Что случилось? – набычился сыщик.

– Он уплыл.

– Куда?

– В Японию.

Из гостиной прибежал Таубе:

– Кто уплыл в Японию?

– Камердинер господина начальника округа, каторжный третьего разряда Фридрих Гезе.

– Как это каторжный мог уплыть? – не понял подполковник. – Кто пустил его на пароход?

– Он… взял у меня в управлении полиции бланки чистых паспортов. И поставил в них нужные отметки. Потом сел на тот пароход, который вас привез. Японский, «Таказаго-мару». Ночью пароход уплыл.

– Но что караул? – продолжил расспросы Таубе. – Неужели камердинера начальника округа не знают тут в лицо?

– Да! – очнулся Лыков. – Там же на пристани дежурный надзиратель, часовые, таможенники… Куда они все смотрели?

– Судя по всему, каторга помогала побегу, – запинаясь, пояснил Фельдман. – На пристани началась драка, все отвлеклись. Гезе и прошмыгнул.

– Что же вы, Степан Алексеевич, паспортами-то разбрасываетесь? – грозно начал Лыков, а сам незаметно подмигнул барону. Ловко, мол, Буффаленок смылся!

Фельдман понурился, а сыщик продолжал:

– У вас что, бланки на виду лежат? И печати тоже? Бери, кто хочет?

– Но ваш же камердинер! Ему везде был доступ! – попытался оправдаться коллежский регистратор. – А я как знал, недолюбливал его…

– То есть, Степан Алексеевич, это я виноват, что у вас со стола паспорта воруют?

Фельдман смешался. Он хотел что-то сказать и никак не мог решиться. Наконец выдавил:

– Там… два паспорта пропало…

– Что, немец себе с запасом прихватил? Ну молодец, не растерялся. А мы даже не знаем, под каким именем его искать!

– И в ялик в темноте сели двое, – странным, не своим голосом добавил секретарь полицейского управления.

– Кто второй?

– Ко… Козначеев.