Мертвый остров

– У смотрителя Лютоги реквизировал.

– А, у Новикова. И он отдал?

– Куда ему было деваться? Ежели хорошо попросить, никто не откажет…

– Экий ты лиходей, – рассмеялся надворный советник. Напряжение стало выходить из него под видом веселости. – За такие реквизиции срок продлевают. Ладно, решим этот вопрос. Спасибо тебе, что подъехал.

Последние слова Лыков сказал уже серьезно и крепко пожал каторжному руку. Тот сразу насторожился:

– Что было?

– На тропе поставили засаду. Но ты их спугнул.

– Кто?

– Не знаю, они не показались. Я учуял одного, когда пополз. Полчаса мы лежали нос к носу. Он не нападал, и я выжидал. Потом ты выстрелил, и он бесшумно исчез.

– Пойдем, поглядим.

Уже вчетвером, ощетинясь стволами, они проехали к месту, где была ловушка. Казаки караулили, а Голунов с Лыковым обыскали окрестности. И обнаружили шесть стрелковых позиций! Калина Аггеевич хмурился все сильнее. Потом сказал:

– Я, когда сюда ехал, нашел поселенца. Убитого. Лет сорок, в бороде рыжие волосы…

– Это Нуянзин! – расстроился Алексей. – Жалко мужика, он нам здорово помог!

– А вот что было в его карманах.

И Голунов протянул две «красненьких».

– Та-а-ак… – сыщик стал чернее тучи. – И что это за люди, которые денег не взяли? Куда я вляпался?

Пришлось быстро спускаться вниз и ставить лагерь у реки. Алексей опасался разжигать костер – из темноты их могли легко расстрелять. Но Калина успокоил:

– Не бойся, они ушли.

– Почему ты так думаешь?

– А соотношение сил изменилось. Шестеро против трех, из засады – это почти наверняка. А против четырех, которые настороже – другое дело. Не решатся.

Комендант не ошибся: ночь прошла спокойно. За ужином казаки вынули саки. Не растерялись, отоварились в лавке на промыслах… Лыков достал уиски. Народ выпил заморский напиток и не одобрил – самосядка вкуснее. Так и скоротали…

Встав пораньше, отряд отправился на юг. Шли по тропе, сделанной ими же вчера и позавчера. Кое-где даже удавалось ехать верхом. Верст через двадцать подобрали тело несчастного проводника. Горло Нуянзина было перерезано необычайно острым клинком, голова почти отделилась от шеи. Труп привязали к седлу и двинулись дальше. Путь в Мауку занял больше двух суток, обратно добрались за сутки. В деревне Лютога надворный советник первым делом пошел искать семью Нуянзина – отдать тело и заработанные им перед смертью деньги. Оказалось, что поселенец жил бобылем. Похороны поручили смотрителю. Вернули ему ружье и велели рапорта об его отъеме каторжным Голуновым – не писать…

В Корсаковск отряд въехал уже ночью, чуть не на рысях. Вне себя от злости, Лыков вошел в дом и приказал Ваньке Пану:

– Тащи сюда Фунтикова! Знаешь его? Из тюремной канцелярии писарь.

– Никак нельзя, Алексей Николаевич, – степенно ответил денщик. – Отравился Фунтиков. Вчерась.

– Как отравился?

– Борцом[62]. Все еще удивились: на хорошем месте человек, писарем…

– Вот скотина!

Лыков подошел к зеркалу, полюбовался на себя. Небритый, грязный, весь опух от гнуса…

– Распорядись, чтобы мне сейчас же натопили баню.

– А она готова. Второй вечер, как я ее поддерживаю.

– Спасибо! Мы с Калиной Аггеевичем скупнемся и придем ужинать. Вели поставить нам водки настоящей и икры, тоже настоящей. Знаешь? Жестянка с надписью «Моралев и Щепетов». На леднике должна быть вскрытая.

Через час они, довольные, входили в столовую. Ужин был на столе. Посредине красовалась синяя жестянка с воткнутой в нее ложкой варшавского серебра. Рядом стоял запотевший графин с водкой.

– Эх, хорошо быть начальником! – ухмыльнулся Алексей. Тут из соседней комнаты раздался какой-то сдавленный стон, а потом хрип.

Лыков с Голуновым ринулись на звук. На полу корчился от боли Ванька Пан.

– Что с тобой? – склонился над ним Лыков.

Каторжный поднял на него испуганные глаза:

– Простите, Алексей Николаич… Шесть годов икорки настоящей не кушал… не утерпел…

Потом завалился на спину и умер.

Глава 12 «Садовники»

Пагануцци вышел к Лыкову в кожаном фартуке, заляпанном кровью.

– Что скажете?

– Цианистый кали, никаких сомнений. Обратите внимание хоть на эти пятна. Видите? Кровь алая! Она перенасыщена кислородом, потому что тот перестал приниматься в организм. Это верный признак цианида.

– Понятно. А бутылки проверили?

– Да. Коньяк тоже отравлен. Весь. Сделано очень искусно. Кто-то взял шприц Праваса, наполнил его раствором того же кали, проколол пробку и выдавил яд в бутылку. Едва заметная точка на пробке. Если бы не ваш денщик…

Лыков передернуло. Кто-то едва не убил его. Сначала засада на перевале, потом яд на столе. Даже у себя дома Алексей не защищен. Сменить прислугу? Кроме Голунова, конечно… Но что это даст? Новые всегда хуже прежних. А эти уже напуганы и будут настороже. Да и Буффаленку легче следить за старыми слугами, зная их характер.

Надо было вернуть Федора. Кстати, за него вступился Калина Аггеевич, симпатизировавший юноше.

– Он уж четыре дня в кандальной отсидел, хватит! Сейчас Фридрих в доме нужен. Травил тебя точно не он!