Воры в законе и авторитеты, тянувшие не по одному сроку, хорошо понимали, чем это пахнет. Найдется какой-нибудь психопат, или смертник, которому все равно терять уже нечего, и пришьет он Малюту, припомнив ему какую-то забытую было обиду. И «законники», державшие в руках свои регионы, стали понемногу стягиваться в Москву. Следовало как-то прояснить ситуацию.
С арестом Мкртчяна, имевшего непререкаемый авторитет в регионах, существовавший более-менее порядок с ходу дал трещину. Подняли головы критики Отца, считавшие, что он не тем делом занимается. Какие-то глупые идеи, книжки, в которых сказано, что однажды воровской мир станет править Россией, о чем всегда мечтали давно сгинувшие патриархи, но чего никогда не было и, скорее всего, не будет. К чему тогда базар? Другие были обижены непомерными суммами, которые шли в общак, полагая, что денежки не доходят до общака, пропадают в Москве, в неизвестных карманах.
Особую злобу таили на Отца, а еще больше на Малюту, наркодельцы. По их подсчетам, на складе спорткомплекса «Мужество» находилось не меньше сотни килограммов героина, не считая другой дури, которые в случае реализации принесли бы им не менее полутора миллиарда в баксах. Почти не сговариваясь, российские мафиози первый визит делали не к Отцу, а к Виктору Князеву, в старое здание «Националя», в котором он занимал несколько шикарных номеров. Князь принимал боссов, многие из которых ходили в его друзьях, радушно и с большим уважением. Беседовал он с ними наедине, и нетрудно было догадаться, о чем и ком шла речь. Князь вел разговор осторожно, умно, без излишних намеков, оперировал лишь фактами, и авторитеты, люди битые, проницательные, разумеется, отлично понимали, к чему он клонит. И уже поплыл слушок, что следует ожидать знаменательных событий в судьбах Отца и Малюты. Конечно же дошел слушок и до Григория Степановича Коновалова. И он вызвал Князя, как говорится, на ковер.
Князь опоздал на сорок минут, чего никогда не могло бы случиться раньше. Он вошел в гостиную особняка, поздоровался, извинился за опоздание, сославшись на пробки в пути, огляделся, увидел Штиля, сидевшего за столом, и по его лицу пробежала тень.
– Добрый вечер, Эдуард Эдуардович.
– Добрый вечер.
– Присаживайся, – пригласил Отец Князя к столу.
– Спасибо.
– Налить?
– Ты же знаешь, Григорий Степанович, я не пью.
– И не куришь, – добавил Отец, усмехнувшись.
– И не курю.
– Долго проживешь…
– Постараюсь.
– Ну-ну, – неопределенно хмыкнул Отец, выпил, захрустел свежим огурцом, откинулся на спинку кресла и устремил взгляд на парня.
Князь некоторое время выдерживал взгляд, потом отвел глаза, но отвел равнодушно, как от чего-то надоевшего.
– Я слушаю тебя, Виктор, – сказал Отец.
– Это я пришел послушать тебя по твоему вызову, – возразил Князь.
– А ты, значит, не догадываешься, для чего я тебя вызвал?
– Я не думал об этом. Ты приказал, я приехал.
– Почему люди из регионов приезжали к тебе до меня? – задал вопрос Отец напрямую.
– Разве? – искренне удивился Князь. – Не знал. Но если это так, то вопрос относится не ко мне. И потом, ты мог спросить об этом любого из тех, кто приезжал к тебе.
– Чего ты добиваешься, Виктор? – помолчав, спросил Отец.
– Хорошо, – подумав, ответил Князь. – Скажу. Но скажу иносказательно. Ты видел в лесу, как молодая поросль обвивает старое дерево, погибает сама из-за густоты, но наиболее крепкие выживают, стремятся ввысь, вырастают и в конце концов закрывают своей листвой старое дерево от солнца? Дерево покрывается плесенью и медленно погибает.
– Понял тебя, Князь. Однако бывает и наоборот. Старое дерево находит в себе силы и побеждает.
– На время, – ответил Князь. – Рано или поздно история повторится, и тогда уже старое дерево не выживет. Вообще, каждому свое время, каждому свой срок.
– Ты считаешь, что подошел мой срок?
– Да, я так считаю, – твердо выговорил Князь.
– Лично ты можешь ошибиться…
– Это неважно, – отмахнулся Князь. – Придет другой.
– Но теперь-то ты на мое место метишь?
– Я отвечу известной поговоркой: «Плох тот солдат, который не стремится стать генералом!» Я из хороших солдат. Но это не значит, что мечу я именно на твое место.
– Темнишь, Князь.
– Шептунов у тебя хватает. Но ты можешь спросить любого, и тебе ответят, что тебе я не произнес ни одного худого слова.
– И даже иносказательно? – усмехнулся Отец.
– И даже иносказательно.
– О чем же вы тогда толковали?
– О жизни, о делах, о критическом положении, в котором все мы оказались.
– Критическом? – переспросил Отец. – Никакого критического положения нет и быть не может! Если ты имеешь в виду крах рубля семнадцатого августа прошлого года, то тут уж не моя вина! Все пострадали!
– Пострадали, – согласился Князь. – Но ты, как высшее лицо, ничего не предпринял для того, чтобы исправить положение.
– А что я мог сделать? – удивился Отец.
– Тебе давали неплохой совет.
– Учинить базар с государством?! Бред сумасшедшего!
– Не с государством. С чиновниками, – поправил Князь. – А это большая разница.
– Чиновники в наше время и есть государство.