Его иррационально тянет к соседке — черной магичке, которая не имеет ни малейшего опыта, но при этом целуется как заправская развратница, умопомрачительно выглядит и пахнет, да еще и имеет мозги и всегда может поддержать разговор.
Как его дела? Превосходно, разве не видно?
Как он встрял-то…
— Лучше всех, — огрызнулся Грегори, даже не пытаясь изобразить любезность.
Лоуфорд обиженно надула губки и завертела поля шляпы быстрее, будто собиралась раскрутить ее и запустить в полет, как тарелочку для стрельбы на соревнованиях лучников.
— Я просто соскучилась. — Потупила глазки. — А ты…
А он — что? Обязан сюсюкать с той, кто вешается на него уже целый год и не понимает вежливых слов? Сколько можно-то?
Больше Грег ничего не сказал и молча прошел мимо.
Инесса проводила его обиженным вздохом.
Бить на жалость — любимый прием Лоуфорд.
Глава 17
Он ее не поцеловал.
Эль видела, как Грегори на нее смотрел, когда она, думая, что это Инни, сдуру открыла дверь в полураспахнутом халате. Конечно видела, не слепая же. И не запахнулась тут же вопреки всем приличиям именно поэтому — тот поцелуй ей понравился, очень, и да, она не отказалась бы от повторения.
И, судя по его взгляду, Элинор была готова поклясться, что он тоже.
А он… не поцеловал.
Почему она не проявила инициативу сама? Банально струсила.
Докатились: Эль Викандер струсила!
Зла на себя не хватало. Потому что она кто угодно, но только не трусиха. А тут…
Эти мысли так и крутились в голове, пока они шли вместе по улице в сгущающихся сумерках. Молча и поглядывая друг на друга с таким видом, будто каждый считал, что второй в чем-то виноват.
Впрочем, Элинор больше корила себя, но на кого же ей тогда смотреть с укором? Хотя Грег тоже хорош — то целует так, что дыхание перехватывает, то строит из себя айсберг… Верно, он тоже виноват!
В итоге Эль накрутила себя до того, что решила: виноват весь город и весь мир к нему в придачу. И уже всерьез собиралась высказать подозрительно долго молчащему Тэйту все, что она о нем думает и не думает тоже, когда он вдруг резко остановился посреди тротуара. Покрутил головой по сторонам, словно проверяя, не следит ли за ними кто, а потом уверенно повернул в узкий проулок, ведущий куда-то во мрак между домов, где не горело ни одного фонаря.
Элинор фыркнула, без слов комментируя, что тот мог бы ее хотя бы предупредить, прежде чем сворачивать, и поспешила следом.
И все же долго в молчанку играть не удалось. Путь оказался коротким, и вскоре они вышли прямиком к двухэтажному домику, стоящему особняком в конце улицы — следующие жилые дома начинались только через добрую сотню шагов и примыкали бок о бок друг к другу. В каждом из многочисленных окон обоих этажей горел яркий свет. Кое-где стекла были изнутри завешены яркими шторами с крупными цветами или птицами, на подоконниках виднелись какие-то вазы и статуэтки.
— Что это за место? — пробормотала Эль, запрокинув голову и рассматривая странное здание.
Ей-то казалось, что они с Инессой уже обошли весь Прим вдоль и поперек и еще пару раз по диагонали и по кругу, ан нет: сюда Элинор точно забрела впервые.
Грег у ее плеча, как ей показалось, злорадно усмехнулся. Отчего она вопросительно приподняла брови.
В этот момент из приоткрытой форточки на первом этаже донеслись звуки музыки. Эль даже не поняла, незнакома ей эта мелодия или известна, просто изуродована до неузнаваемости. Тот, кто добрался до фортепиано, явно был с нотами на «вы» и — она прислушалась, не веря своим ушам, — периодически не попадал пальцами по клавишам.
Ее догадку подтвердил раздавшийся следом пьяный смех сразу нескольких голосов — мужских и женских. После чего насилие над инструментом прекратилось, и место за ним занял кто-то более умелый и трезвый — из форточки полилась красивая лирическая мелодия.
Мимо незашторенного окна проплыла дама с высокой прической и в платье без плеч и рукавов, едва держащемся на внушительных размеров бюсте, и Элинор пронзила невероятная, просто никак не укладывающаяся у нее в голове догадка.
— Ты… — Она повернулась и впилась в спутника убийственным взглядом. — Только не говори, что ты…
Грегори же в ответ расплылся в самодовольной улыбке. И пусть Эль часто жалела, что он улыбается слишком редко, сейчас у нее появилось непреодолимое желание натянуть ему эту улыбку… на нос!
— Да, Сардинес, это бордель, — заявил этот потерявший всякий стыд тип, по-прежнему довольно скалясь.
***
— Поверить не могу, что ты заплатил за это проститутке… — пробормотала Эль.
Она легла спиной на стену позади себя, сложила руки на груди и лениво пинала носком ботинка потрескавшуюся каменную плитку под своими ногами.
— Главное, что она на это согласилась, — откликнулся Грегори, в этот момент выглядывающий из переулка, где они спрятались во мраке от лишних любопытных глаз.
Что творилось в этот момент в доме за углом, куда Тэйт только что заслал свою «шпионку», Элинор понятия не имела — его план, пусть и бдит. А она тут так, для компании.
— А если бы отказалась? — поинтересовалась, когда он снова вернулся к ней.