Мертвый свет (Астриум 3)

Раздался тихий, едва заметный взвизг, я повернул голову в сторону Маркуса, откуда этот звук и раздался. Парень с каменным лицом зажимал рукой палец, с которого сочилась кровь. Молния на его сумочке с ручной крысой была расстегнута — по ходу, опять чесал его по привычке, но при словах об Арамаки то ли сжал его слишком сильно, то ли что-то еще сделал, но крысу явно не понравилось и он от души цапнул хозяина.

А я ведь уже не в первый раз замечаю, что Маркус реагирует на любые темы, связанные с Арамаки… Скажем так, неадекватно. Понятное дело, что корпорации в принципе и Арамаки в особенности не вызывают ни доверия, ни других приятных чувств, но все остальные относятся к этому, как к неизбежному злу, которое просто есть и с которым ничего нельзя сделать, разве что смириться. А вот Маркус… Маркус все относит на свой счет, да причем так глубоко… У него явно есть к Арамаки и корпорациям в целом что-то личное. И, наверное, мне нужно это выяснить. Возможно, эта информация сможет мне помочь.

Нам помочь. Нам. Надо уже прекращать думать только в единственном числе. Теперь у меня нет необходимости сторониться других людей, ведь я больше не заражен. Я могу спокойно жить в обществе и не бояться того, что я буду для них представлять опасность. И я наконец могу пользоваться всеми благами того факта, что я отношусь к Спектру.

Ведь, если вдуматься, они все на самом деле классные. Даже Маркус хорошо в своей упертости и принципах. Даже Трилла обворожительна в своей отчужденности и холоде. Возможно, все дело в том, что это первые люди, которых я встретил в этом мире, и, в общем-то, почти единственные люди, с которыми я в нем общался… Но мне было бы грустно, если бы пришлось навсегда с ними расстаться. Впрочем, грустно мне было бы недолго.

— А это ты как узнала? — внезапно подала голос Кона.

Ты о чем?

— О том, что Сола куда-то там изолировали. Все так же, через вашу связь?

Да. Но подробностей я не знаю. Эта связь она… Не такая, как то, что происходит сейчас. Она короткая и больше образами, чем словами. Много информации не передать, да и пользоваться ею я могу только раз в сутки… Ну, или до тех пор, пока хорошенько не посплю — без этого снова выйти на связь не получится.

— Но ты знаешь, где его держат? — уточнил я.

Стеф покачала головой.

Его везли в закрытом фургоне без окон. Мы пытались взломать камеры системы наблюдения, но ничего найти не смогли — они не засняли никаких фургонов в то время в том месте. Словно Арамаки специально отходили таким маршрутом, чтобы оставаться в мертвых зонах.

— Вполне возможно, что так оно и есть! — задумчиво завопила Валери. — Я бы на их месте сделала именно так! Я давно подозревала, что они подозревают, что мы сидим на их камерах!

Я слегка запутался в рассуждениях Валери, но на всякий случай кивнул:

— Ну хоть что-то он смог тебе сообщить?

Ничего конкретного. Он в какой-то камере, в одиночной, вместо решетки — лучи света, такие же, как на световых барьерах. Они словно заранее готовились ко всему этому, даже камеры специальные построили.

Я бросил короткий взгляд на Маркуса и убедился в правильности своих мыслей — парень сидел, положив руки на стол и сжав кулаки так, что костяшки побелели, а зубы — так, что острые скулы едва не рвали натянувшуюся на них кожу. Глаза его заволокло туманной пеленой полного отсутствия сознания, словно он провалился куда-то в глубины памяти… Да, собственно, так оно и было.

Что интересно — никого, кроме меня, подобная реакция Маркуса не удивляла. Разве что Стеф коротко посмотрела на него с легким раздражением, а все остальные и вовсе делали вид, что так и надо. Они-то наверняка были в курсе всей истории Маркуса и она стала настолько привычной для них, настолько долго они с ней живут, что сейчас инертное мышление даже не способно сопоставить факты и понять, что этот парень на самом деле может много чего интересного и полезного рассказать по той теме, которую мы сейчас обсуждаем.