Мертвым не понять

– Дианочка! Какой сюрпризик! – заверещала она, едва только мы поравнялись. – А я тебя вчера видела! – Она погрозила пальцем. – Все хорошеешь…

– Где? – «Этого только недоставало – сбываются самые худшие мои прогнозы».

– Как где? Скромняга! По телевизору! В прямом, можно сказать, эфирчике. Там еще этот пшибзик все бегал вокруг да около: «Диана, а как вы относитесь к тому? Диана, а как вам понравилось это?..» Мы были в гостях, ну, в гостях не в гостях, так, видимость одна. И тут по телеку тебя дают! Я кричу: Диана, Диана, а этот шизик, ну, с которым я была, ну, ты не знаешь, – он глядит и не видит! – Елейный тон липучки наводил на мысль о жевательном пластилине, если такой имеется в природе, но из достаточно сумбурных описаний мне все-таки удалось сложить кой-какую картинку. Запись, о которой трещала моя знакомая, была сделана около месяца назад. Кто окрестил ее прямым эфиром, остается неразгаданной загадкой, причем неразгаданной именно потому, что решать ее никому не интересно.

Я немного успокоилась от сознания того, что, во всяком случае, за прошедшую неделю не выступала перед публикой. Хотя ведь никто пока не доказал мне обратного. Нет, так нельзя. Что бы это ни было, а Павел прав – бежать, бежать отсюда. Туда, где меня никто не знает и не догадывается о провалах в памяти, где есть только верный Зерцалов, который спрячет меня от всех или же утянет, утопит, схоронит на дне сладкого, мертвого сна.

Я решила самым тщательным образом просмотреть распечатку, и если есть написанные за время отключки черновики, кто знает, может это и приведет меня к какому-нибудь решению?

Руки у меня чистые и белые – не руки машинистки, неделю напролет стучащей по клавиатуре, света белого не видя. Но я всегда умела следить за своей кожей, а печатать на компьютере – все равно что играть. Так что не знаю.

Я перепрыгнула через небольшую лужицу, и тут услышала шаги за спиной. Обернувшись, я увидела бежавшего ко мне от поликлиники Владимира Глебовича – самого симпатичного и неболтливого доктора из всех мне известных.

– Диана! А я смотрю, вы это или не вы! Зову, зову, а вы будто бы и не слышите. Какими судьбами в наших краях, уж не по лекарской ли части? Так только прикажите – я знаю, чем таких прекрасных женщин следует лечить.

– Чем же? – Я улыбнулась и поправила ему сбившийся шарф.

– Спасибо, дорогая, как вы внимательны! Хорошим винцом, красной и черной икорочкой, да?..

– Не соблазняйте.

– Я все хочу поговорить с вами по тому вопросу, по поводу которого мы посылали запрос с результатами анализов профессору Ладову. Так вот, дня три назад я получил ответ и никак не могу до вас дозвониться.

Я покраснела и, быстро стащив с правой руки перчатку, поправила бархатный воротник пальто. Дело в том, что всего месяц назад я обратилась к Владимиру Глебовичу с просьбой разъяснить мне наконец, могу ли я стать матерью. Не то чтобы этот ребенок был мне настолько нужен, или я испытывала комплекс, просто странно иногда наблюдать, как бывшие одноклассники разводят по школам и садам свои чада.

Вообще жизнью я вполне довольна, и ни в коем случае менять ее на карьеру домохозяйки не собираюсь, но все же хочется уже знать наверняка – мне тридцать, и года через три может быть и поздно. Бог и так чрезмерно наградил меня, а я, признаться, далека от мысли, что талантливый человек должен быть талантливым во всем. Чего-то всегда недостает…

– Вы задумались? Может, не стоило вот так, посреди улицы? Хотите – пойдемте в кафе – тут поблизости. – Он кивнул куда-то в сторону набережной со сфинксами.

– Ничего, давайте здесь. – Рядом с нами мелодично капали и вдребезги бились мелкие сосульки.

– Дело в том, – он запнулся, переступая с ноги на ногу. – Диана, мы с вами нормальные люди. – Он, видимо, взял себя в руки. – Хотя вы так божественно прекрасны. Но… лично я считаю, что далеко не каждая женщина непременно должна быть матерью.

– Продолжайте. – Мимо нас пробежала веселая ватага школьников.

– Но профессор Ладов считает, что шанс все-таки есть… Хотя… – Он красноречиво махнул рукой.

– Сколько, если положить на проценты?

– Ну, один из тысячи… может, из миллиона… я не оперирую такими цифрами. Словом, может помочь только чудо. – Он помедлил, разглядывая мокрый снег у себя под ногами. – Это все равно что ждать волшебного принца… Вы, например, верите в чудеса?

– Конечно верю!

– Ну, тогда я рад за тебя. Хотя ты и сама Венера Пенорожденная – женщина-мечта, принцесса из сказки… – Я заметила, что он словно вздохнул с облегчением и перешел на «ты», едва только я призналась в своей вере, точно нашел вдруг во мне родственную душу.

Я подала Владимиру Глебовичу свою чуть озябшую руку, и он галантно припал к ней губами.

– …Я еще хотел спросить, а что, принц в алой мантии уже прискакал на своем белом коне, или еще в пути?

Я подумала о Павле.

– Прискакал.

– Счастливый он, и вы, Диана, счастливая!

Было что-то странное и радостное в том, что я призналась в этой своей любви – ведь Пава… все в любой момент может оказаться сном, и тогда…