Мерзавец Бэдд

‒ Я зол на него, ‒ сказал Себастиан надтреснутым голосом, ‒ на папу, я так чертовски разозлился за то, что его нет. Почему он ушел? Он просто оставил меня здесь одного, оставил на меня бар, как и тогда, после маминой смерти, мне ничего не оставалось кроме как, черт подери, делать то, что нужно. Я не хотел этого. Я собирался предложить нанять кого-то на свое место, чтобы я мог... даже не знаю. Сделать что-нибудь другое для разнообразия. А он просто взял и умер, а я... черт. Черт, ‒ он покачал головой, и потер глаза, как будто мог стереть боль. ‒ Черт возьми, ненавижу эту чушь.

‒ Когда умер Марко, ‒ начал Зейн задумчивым и осторожным голосом, ‒ мы с Коди ушли в самоволку. Взяли хамви, бутылку какого-то адского пойла и просто ушли в закат. Мы упились до беспамятства и выплакали глаза, как две мелкие сучки. Это дерьмо нельзя игнорировать, Баст. Отпусти его, или оно сожрет тебя изнутри.

‒ Да, но я ... ‒ Себастиан прижал к глазам внутренние стороны ладоней и сильно потер. ‒ Я просто был так чертовски одинок.

‒ Теперь нет, брат, ‒ сказал Зейн, чуть ли не насильно заключая Себастиана в объятья, и удерживая на месте. ‒ Больше нет.

‒ Вы, черт подери, все просто бросили меня здесь. Я знаю, что у всех вас свои жизни, но... черт, черт... твою мать! ‒ Плечи Себастиана снова поднялись, и на этот раз они не остановились, а Зейн только крепко держал его, отказываясь отпустить, хотя Себастиан боролся, пытаясь выбраться, пытаясь удержать эмоции при себе.

У меня защемило сердце от того, какая в его голосе звучала боль, неприкрытая агония потери и одиночества, и тогда я поняла причину его стен, причину прятаться за внешностью горячего ублюдка. Ему было больно, одиноко, а он отказывался этим делиться. Мне до сих пор казалось, что он отказывался признавать, что у него вообще были какие-то проблемы.

Брок и Бакстер замкнули круг, обняв Себастиана, и я услышала, как в безопасности этого убежища он, наконец, расслабился и позволил себе скорбеть о потере отца и о месяцах и годах одиночества.

Я просто стояла там, в дверях, и наблюдала, чувствуя себя посторонней, которой посчастливилось присутствовать в такой момент.

Через несколько минут Себастиан выпрямился, встал, подцепил за спину рубашку и стянул ее, вытирая лицо. Затем повернулся и помог каждому из братьев подняться.

Он поднял глаза и увидел меня в дверях бара.

От его взгляда у меня задрожали ноги, а все мое естество затрепетало.

Я была уверена, что Себастиан Бэдд собирался оттрахать меня до потери сознания.

[1] Patron — первоклассная текила от производителя Patron Spirit.

ГЛАВА 12

Себастиан

Не передать словами, как приятно выгрести из себя все это дерьмо. Словно гора с плеч свалилась. Но оно по-прежнему кровоточило, как открытая рана. Несмотря на то, что я чувствовал облегчение, отца это не вернуло, бар так и оставался моей проблемой. Парни скоро снова уедут, а я останусь здесь совершенно один.

Черт, мужик. Да я не плакал с тех пор, как умерла мама. Но это было наедине с собой в своей комнате за закрытой и запертой дверью, и я помню, что это было охренительно больно, потому что я просто не мог больше держать все в себе, как ни пытался. Я ненавидел отпускать это. Ненавидел плакать, но физически не мог прекратить. Прямо как сейчас, в доках, рядом с моими братьями. Я был не в силах остановиться, и это именно то, чего они добивались. Ублюдки набросились на меня и физически заставили противостоять собственным эмоциям.

И они были правы, не думаю, что когда-либо пытался отпустить это или разобраться в своих чувствах. Ни после маминой смерти, ни после отцовской, и, разумеется, я не сталкивался со своим закоренелым чувством брошенности. Иррационально? Разумеется. Но от меня это не зависело. Мама покинула меня, отец покинул меня. Даже парни все меня покинули.

Но теперь они вернулись. Не по своей воле и временно, но они вернулись, и это было хорошо. Теперь мне просто нужно, чтобы остальные четверо приехали сюда, и все встанет на свои места.

Я стер кровь с лица своей рубашкой и держал ее скомканной в кулаке.

И вдруг почувствовал ее присутствие.

Я был весь изранен: парни не стали мелочиться. Они действительно хорошо меня отделали, болело все. Эмоции все еще метались на надрыве, яростно, быстро и беспощадно, и, черт возьми, там была она. Просто стояла, в дверях бара, одним плечом опираясь о косяк, по-прежнему в моем серо-зеленом плаще. Капюшон почти свалился с ее головы, обнажая часть рыжих волос на плечах и обрамляя прекрасное лицо. И ее глаза, черт возьми, эти глаза. Такие ошеломительно голубые, что на расстоянии двадцати футов перехватывало дыхание.