Мерзкие дела на Норт-Гансон-стрит

– Я боксирую перед работой, – объяснил инспектор, шагая вместе с детективом по центральному проходу. – По понедельникам, вторникам и четвергам. И по пятницам, если найдется достойный противник.

– И предпочитаете левый апперкот.

Неумолимо приближавшийся к дальней стене Зволински улыбнулся.

– Уже вынюхиваете…

– Не нашел, где у меня это отключается.

– Мне нравится то, что вываливается из вашего рта.

Беттингер оглядел зал, в котором собралась пестрая группа из двадцати человек. Все работали.

– Смотрите под ноги, – предупредил его новый начальник.

Они подошли к помосту, на котором стояли очень большой письменный стол и кулер из кованого железа, казавшийся реквизитом в немом фильме.

– С тех пор, как его сюда поставили, люди стали меньше пить. – Используя согнутый указательный палец, инспектор поднял стальной стул и поставил его перед письменным столом. – Экономит время – а то пока дойдешь, пока вернешься…

Зволински опустился на деревянный стул, а Беттингер расплющил свои ягодицы на предложенном ему квадрате холодного металла.

– Если хотите, можете снять куртку, – сказал босс.

– Нет, благодарю вас. – Понять ответ детектива было совсем нетрудно.

– Как вам нравится Миссури? – Инспектор поднял ладонь, которая могла остановить грузовик. – Только не вдавайтесь в детали – у вас уже есть девять дел.

– В таком случае переходите к следующему вопросу.

– Хорошо. – Зволински хлопнул огромными ладонями. – Ты должен понять, что́ именно устанавливает параметры и определяет принципы наших процедур.

Жюль кивнул.

– В большинстве городов нашей страны на одного полицейского офицера приходится пятьсот гражданских лиц, – продолжал инспектор. – Это среднее значение… Хотя в таких больших богатых мегаполисах, как Нью-Йорк, на каждого полицейского приходится всего двести пятьдесят обычных жителей. – Зволински обвел рукой зал. – У нас здесь двадцать четыре парня со значками, включая тебя и тех, у кого сегодня выходной. В соответствии с последней переписью население Виктори составляет двадцать шесть тысяч человек. Таким образом, у нас один полицейский приходится на тысячу человек, что значительно меньше минимально допустимого уровня.

Беттингер уже знал об этой отрезвляющей статистике из отчета, который ему предоставил прежний босс.

– Похоже, ты уже в курсе, – заметил его собеседник. – Впрочем, цифры не совсем точные: еще от шести до десяти тысяч человек живут в брошенных домах и канализационных трубах. Они не входят в основной список.

Детектив попытался представить жизнь в канализационных трубах Виктори.

– В результате, – продолжал Зволински, – на каждого офицера нашего участка приходится тысяча четыреста человек. Однако и это еще не самое плохое. Примерно семьдесят процентов мужчин Виктори в возрасте от восемнадцати до сорока пяти лет имеют судимости. И можно не сомневаться, что жители заброшенных домов и канализации увеличивают этот процент до восьмидесяти…

За восьмеркой следует ноль.

Беттингер состроил гримасу.

– Таковы жутковатые цифры. – Шеф щелкнул костяшками пальцев. – Каждый офицер несет ответственность минимум за семьсот преступников, из которых от четырехсот до пятисот совершали акты насилия.

Жюль подумал, что его семье следует переехать в город, который расположен дальше, чем в восьмидесяти милях от Виктори.

– Я описал общую картину того, что здесь происходит, – сказал инспектор, – и тебе следует держать это в голове, когда будешь выбирать дела, на которые стоит тратить время. Спасать жизни невинных людей важнее, чем не давать гангстерам стрелять друг в друга. Помешать гангстерам убивать друг друга важнее, чем посадить в тюрьму продавца наркотиков. «Закрыть» наркоторговца важнее, чем поймать угонщика машин. Не стоит убивать в комнате мух, когда там летает шершень.

– Понятно. – Беттингера воодушевила мысль о боссе, который казался разумным полицейским, а не бюрократом.

– Есть три вещи, помогающие закрывать дела: работа, удача и глупость плохих парней. Первое можно контролировать, но во многих случаях этого недостаточно. К тому же у тебя всегда – всегда! – больше дел, чем ты способен расследовать, и твои главные решения связаны с выбором того из них, за которое стоит браться.

– Я в состоянии выделить приоритеты, – ответил детектив.

– Твой напарник очень своенравен. – Инспектор показал рукой через зал. – Вон тот большой черный парень в бинтах.

Жюль посмотрел в указанном направлении: за ободранным письменным столом сидел очень крупный хорошо сложенный чернокожий в оливково-зеленом костюме, с носом, как у быка, и с марлевыми повязками на лице и шее. Его маленькие глазки смотрели в компьютер, который пережил девяностые годы.

– Его зовут Доминик Уильямс, – добавил Зволински.

Беттингер посмотрел на босса.

– Своенравен?

– Он нарушил несколько законов и получил нехорошую огласку, поэтому я объявил выговор ему и его напарнику – понизил их до капралов. Я думаю – надеюсь, – что Доминик – муха, а не шершень. Ты понимаешь, в чем разница?