Мерзкие дела на Норт-Гансон-стрит

Беттингер посмотрел на женщину.

– Ваше имя?

– Лиз.

– Лиз – а дальше?

Хозяйка немного помедлила.

– Смит.

– Достаньте ваше водительское удостоверение и положите…

– У меня его нет.

– Тогда свидетельство о рождении или карточку социального страхования.

– У меня их тоже нет.

– В таком случае покажите нам любой документ с вашим именем. Кредитную карту или счет – что угодно. И оденьтесь.

– Я одета. – Лиз дернула за ночную рубашку, что потревожило ее груди, напоминавшие глаза алкоголика. – Многие женщины носят такую одежду дома.

– Вам нужно что-нибудь к ней добавить, – сказал Доминик.

– Я не стыжусь того, какой меня создал Бог.

– Только не надо приписывать Ему все заслуги, – хмыкнул Уильямс.

– Заткнись. – Беттингер махнул рукой и повернулся к Лиз. – Пожалуйста, мисс Лиз, найдите какие-нибудь документы и наденьте халат.

Женщина повернулась, немного помедлила, а потом оглянулась через плечо.

– Моя фамилия Валески.

– Хорошо.

– Но раньше была Смит.

– Конечно, – жестко сказал Жюль.

Его коллега последовал за бледной стеной – спиной Лиз – в засыпанную мусором гостиную.

Оставшись в одиночестве в коридоре возле двери в ванную комнату, Беттингер снова постучал в нее.

– Питер?

Ребенок ничего не ответил.

– Я полицейский, и мне нужно с тобой поговорить.

И вновь никакого ответа.

Детектив осторожно приоткрыл дверь. Внутри зеленовато-голубой ванны, прячась за покрытой плесенью занавеской, сидел маленький грязный мальчик.

– Питер? – позвал его полицейский.

Бледный овал лица прижался к занавеске с внутренней стороны.

– Меня зовут детектив Беттингер – ты можешь называть меня «Жюль», – и мне нужно с тобой поговорить. – Детектив вошел в ванную комнату, где сильно пахло фекалиями. – Ты должен отвечать честно, когда я буду задавать тебе вопросы, это важно. Ты меня понял?

Бледный овал дрогнул.

– Я ничего не сделал.

– Я знаю. Я хочу поговорить о том, что сделала твоя мама.

– Уходи.

– Я должен убедиться, что с тобой всё в порядке.

Жюль потянулся к занавеске, но Питер ударил его по руке.

– Бить полицейского – это нарушение закона.

– Я не должен слушать ниггеров.

Детектив вспомнил бритоголовых типов, болтавшихся на ближайшем углу, и без труда представил себе будущее мальчика.

– Питер, мне нужно взглянуть на тебя и убедиться, что с тобой все хорошо. Если ты еще раз меня ударишь, у тебя будут неприятности.

Размытый овал молчал.

Беттингер сдвинул занавеску в сторону и увидел напуганного шестилетнего мальчишку со светлыми волосами, в красных трусах и пурпурных синяках. К лицу и груди у него прилипли какашки.

– Доминик! – закричал Жюль в дверной проем. – Вызывай «Скорую»!

– Уже звоню, – отозвался капрал.

Его напарник сорвал со стены мочалку, включил воду и намочил ткань. Опустившись на колени возле ванной, он стер коричневую дрянь с губ и подбородка мальчика.

– Я забыл спустить воду, – признался Питер.

Детектив сложил мочалку и продолжил мыть ребенка.

– Поэтому мать заставила тебя есть это? Потому что ты не спустил воду?

Мальчик кивнул. Его нижняя губа задрожала, в глазах появились слезы.

Беттингер стер коричневые экскременты с его груди и отшвырнул испачканную мочалку.

– Ты не сделал ничего ужасного, Питер. Твоя мама поступила неправильно. Ты понимаешь?

Ребенок заплакал. В ванной комнате появилась тень, и Жюль повернул голову. В дверном проеме стояла Лиз Валески в красном халате, который выглядел как палатка. В руках у нее был конверт.

– Вон отсюда! – рявкнул детектив.

Женщина отступила.

Беттингер вышел вслед за ней в розовый коридор, закрыл дверь и посмотрел на Доминика.

– Она больше не увидит ребенка.

– Питер лжет. – Лиз вдруг начала отчаянно дрожать. – Что бы он ни сказал, он лжет.

– Ребенку не нужно это слушать, – заметил детектив.

Великан Уильямс стал подталкивать женщину по коридору в сторону гостиной.

– Давай, вихрем.

Жюль последовал за ними в комнату, которая больше походила на выгребную яму, чем на кухню.

– Когда приедет «Скорая»? – спросил он.

– Они сказали, через пятнадцать минут, – ответил его коллега.

Детектив достал сотовый телефон.

– Я позвоню в службу опеки и…

– Нет! – завопила Валески. – Вы не можете…

– Тихо. – Доминик указал на слой крупы, покрывавший пол. – Закричишь еще раз – и это станет твоим завтраком.

Женщина стиснула челюсти. В ее злобной голове вели войну ярость и страх.

Капрал посмотрел на напарника.

– Что она сделала с ребенком?

– Избила его. Заставила есть собственное дерьмо, потому что тот не спустил воду в туалете.

Лицо Доминика потемнело.

– Мой сын лжет! – запротестовала Лиз. – Он… он все время что-то выдумывает. Вы не можете…

– Он весь в синяках, – перебил ее Беттингер, – и у него рот забит экскрементами… часть из которых у тебя под ногтями.

Женщина посмотрела на свои грязные руки.

Уильямс вздохнул и отошел в заднюю часть кухни.

– В наши дни трудно растить ребенка. Особенно в одиночку.

Валески вытерла заблестевшие глаза.

– Это правда.

– По-настоящему трудно. – Забинтованный напарник Жюля с носом как у быка открыл жалюзи и оторвал бумажное полотенце от рулона. – Это настоящий вызов. – Воспользовавшись полотенцем, он взял нож для масла за закругленное лезвие.

В животе у Беттингера все сжалось.