Мерзость

Дважды до нас доносилось эхо ружейного выстрела из долины далеко внизу, но оба раза я не слышал ни рикошета от скал вокруг нас, ни этого нового для меня, неприятного жужжания стальных пчел, пролетающих мимо. Даже с телескопическим прицелом, которым Дикон предусмотрительно оснастил свою винтовку, из которой по нам стреляли немцы, разглядеть темно-серые человеческие фигуры — мы снова надели поверх пуховиков Финча невзрачные анораки «Шеклтон», а поверх брюк на пуху защищавшие от ветра брезентовые чехлы — темной ночью на фоне скал и грязного снега с расстояния почти в милю было, как и предсказывал Дикон, практически невозможно. Вероятность стать жертвой прицельного огня из винтовки на такой дистанции была не больше, уверял нас Ричард, чем удар молнии, грузовик, камнепад или снежная лавина. (Но поскольку две последние угрозы были для нас реальными, я беспокоился бы немного больше, не находись под воздействием лекарств в состоянии, близком к эйфории.)

В пятом лагере нас ждал обещанный пятиминутный отдых с кислородом на максимальной подаче, а потом мы потратили около пятнадцати минут на разборку «большой палатки Реджи» и распределение опор, брезента, москитной сетки и пола по рюкзакам. Здесь было больше кислородных аппаратов, чем мы могли унести, и поэтому пришлось потратить еще время на то, чтобы перетащить их на усыпанную валунами и щебнем Северную стену, где мы спрятали их за большим камнем треугольной формы. Необычная форма камня будет единственным ориентиром, если при спуске нам понадобится «английский воздух» — при условии, что кто-то из нас спустится оттуда живым. Мы не могли отметить его вешками или флажками, поскольку в этом случае его обнаружат и используют немцы.

Вместе с кислородными аппаратами мы оставили здесь большую часть тяжелых бухт веревки, которую собирали по пути. Каждый из нас тащил на плече или в рюкзаке 150 футов свернутой «волшебной веревки» — даже несмотря на то, что на этом этапе восхождения мы не собирались идти в связке, — и оставалось надеяться, что их хватит для преодоления особенно сложных участков.

Упаковав детали «большой палатки Реджи», заменив баллоны в рюкзаках на новые, спрятав дополнительные и наполовину пустые баллоны на Северной стене и вернувшись на гребень, мы все тяжело дышали, хватая ртом воздух. Тогда я наконец задал мучивший меня вопрос.

— А как насчет отсутствия перил при спуске? — обратился я к Дикону. — Мы собираемся соорудить их из веревок, которые ставили здесь за пирамидальным камнем, и тех, которые спрячем наверху и заберем при спуске? Боюсь, к тому времени мы очень устанем.

— Это вариант, — сказал Дикон между глотками кислорода из баллона. Наконец он воспользовался «английским воздухом», как и все остальные, за исключением Пасанга. — Если немцы отступят — или мы каким-то образом сможем их убить — и если мы будем спускаться тем же путем.

— А как еще мы можем спускаться? — спросил Жан-Клод. — С Северо-Восточного гребня пройти к Лакра Ла невозможно, Ри-шар. Это острый, как лезвие ножа, гребень с множеством карнизов, зубцов, каменных пирамид и обрывов глубиной в тысячу футов. Спуск к леднику Кангшунг позади Северного гребня — это десять тысяч футов вертикальной стены, абсолютно непроходимой. Какой еще путь вниз — кроме падения — ты имеешь в виду?

Дикон стоял, опираясь на свой ледоруб, а у него над головой нависал огромный рюкзак. Он улыбнулся Же-Ка, но его улыбка была похожа на волчий оскал.

— Я имел в виду траверс, — ответил он. Почти полное отсутствие ветра в эту удивительную ночь позволяло нам разговаривать, не повышая голоса.

— Траверс, — повторил Жан-Клод и посмотрел на Северную стену, затем на вершину Эвереста, затем снова на стену, туда, где в свете звезд поблескивало Большое ущелье. — Надеюсь, не к Большому ущелью Нортона, а потом вниз, — сказал он. — В сотнях футов ниже нашего уровня оно становится совсем отвесным, хотя лавины унесут нас задолго до этого. Никакой траверс по Северной стене не приведет нас вниз, Ри-шар.

— Совершенно верно, — согласился Дикон. — А как насчет траверса с Северной вершины к Южной вершине, а затем вниз к Южному седлу, к тому, что Мэллори называл Западный Кам?

Мы все молчали, пораженные этим предложением, но я видел, как блеснули в звездном свете зубы Реджи. Я смотрел на Дикона и леди Кэтрин Кристину Реджину Бромли-Монфор, и мне вдруг показалось, что на высочайшую вершину мира нас ведет пара голодных волков.

— Это… безумие, — наконец пробормотал я. — Мы понятия не имеем, как выглядит гребень между Северной вершиной и Южной вершиной… или даже между первой ступенью и вершиной с этой стороны, если уж на то пошло. Даже если мы каким-то образом поднимемся на самую высокую вершину Эвереста и пройдем траверсом до Южной вершины, в возможности чего я сомневаюсь, спуск с Южной вершины на Южное седло, вероятно, вдвойне невозможен. Никто даже не видел этого гребня, не говоря уже о попытке… восхождения или спуска.

— Это правда, друзья мои, — мрачно подтвердил Жан-Клод.

— Давайте поговорим об этом, когда придем в шестой лагерь, — предложил Дикон.