Месье, или Князь Тьмы

Проза должна сверкать, как слюда. Вспышка нервного прозрения. Лунной ночью мертвецы висели в траншеях на колючей проволоке, как сперма на завитках девичьего межножья.

Сегодня я работал, качаясь под тяжестью ожерелья из суппозиториев. Я пришел к некоторым заключениям, например, секс это не физический акт, а мыслительный: Мысль на кончиках пальцев. (Тоби в апогее подавленной искренности.)

Брюс говорил мне, что Сильвия не видела сиделку, когда та шла справа. Черепная гемиплегия? Скорее всего, нет.

Пиа сказала: «Когда Трэш уходит, у меня поднимается температура». А я? А я?

Я постоянно мысленно сочиняю ей письмо, которое, наверняка, закончит свой путь в отделе невостребованных писем, попадет аи rebut, en souffrance,[158] вот почему я страдаю от ужасного недостатка кальция. Учусь видеть сны как нечто искупительное, освобождающее меня от антиобщественных желаний, которые должны стать безвредными — и это не из-за пробудившегося гражданского чувства, а из страха перед наказанием.

Позднее начинается эмбриология скуки, и мы неизбежно впадаем в инертность. Вялый плод не желает покидать уютное чрево. Итак, развитие замедляется из-за нашей трусости, а потом и вовсе останавливается. Начинается гангрена. Люди рождаются с замороженными чувствами и бродят по земле как мертвецы. Хладнокровные. Безликие человечки, которые причиняют нам множество бед, давая волю тому, что мы героически подавляем.

Например, поэт Тобор. Его юная жена упала в жерло вулкана. Во второй раз он не женился, и чем больше проходило времени, тем дороже и дороже она ему становилась. Свою боль он изливал в стихах, тяжелых, как свинец. И уже завоевав всемирную славу, он понял однажды, что всем обязан смерти жены. Если бы она жила, то не значила бы так много для его творчества. Именно ее смерть придала энергии его поэзии. Ему стало так стыдно, что он навсегда прекратил писать.

Тело Трэш было живым барельефом, которое могло ввести в штопор мужчину на пляже. Ее красный рот походил на рану от сабельного удара смеха, на шрам, оставшийся после дуэли. Обсуждая меня с Пиа, она сказала: «Этот парень всегда пытается из говна сделает конфетку».

Если я когда-нибудь говорил, будто секс забавная штука, то лишь затем, чтобы подчеркнуть его необыкновенную хрупкость. Классическая похоть, оставь нас хоть на день.

У меня нет права подавать голос? Почему? Ведь и женолюбивый Рафаэль очень любил этот акт, вовсе не считал его одиночным — купаясь в сладкой шелковистости женских тел. В наши дни, чтобы люди чувствовали себя нормально, нужна свинцовая сперма шизофренического вырожденца.