Месье, сделайте мне больно

– Мне это уже говорили, но я не помню, по какому поводу. Конечно, я знаю о сне Человека-Волка. Именно поэтому я и стал психоаналитиком. Я написал об этом диссертацию, чтобы показать, что Фрейд ошибся в своем толковании. Простейшая сцена: ребенок, застающий своих родителей во время занятий любовью. По-моему, она не имеет ничего общего с данным сном. Я, скорее, сказал бы, что волки, должно быть, реализуют в живых образах то, что сказал один философ, думаю, это был Хоббс: «Человек человеку волк».Мы живем в джунглях, где есть место только таким хищникам, как Монтиньяк. На таких людей жаловался мой отец. Говорил, что если дела у него идут плохо, так это из-за волков. Так он называл конкурентов, налоговую службу, супермаркеты, да что хотите. Мой отец постоянно плакался. Он был прирожденной жертвой. Тогда как Макс мог, щелкнув пальцами, собрать семь миллионов, он был не в состоянии заработать триста франков за день. Я хотел, чтобы он объединил в себе престиж, могущество, успех, но его горизонт ограничивался магазином скобяных товаров. Его проклятая скобяная лавка! Я не помню, чтобы он говорил о чем-нибудь кроме кастрюль, которые ему еще не поставили, векселей, которые нужно было оплатить, и донимавших его фининспекторов. Вот почему я его невзлюбил, из-за его вечного хныканья, и в день, когда он подарил мне этого голубого жирафа, моя неприязнь к нему стала бесконечной.

– Вы до сих пор продолжаете на него злиться?

– Дело в том, что он меня сильно разочаровал. Я не мог – как это сказать? – отождествить себя с ним. Внешне мы похожи: тот же рост, та же предрасположенность к небольшой сутулости – у него от хронического отчаяния, у меня из-за недостатка движения, – те же светлые волосы, голубые глаза, ямочка на подбородке. Это ему я обязан тем, что начал полнеть, и этим жестом, который так раздражал Флоранс, – машинально отбрасывать волосы назад. Иногда, когда смотрю на себя в зеркало, мне кажется, что я вижу его. Однако вместо того, чтобы сближать меня с ним, это сходство только усилило отвращение, которое он мне внушал…

Разом нахлынули воспоминания. Такое ощущение, что из них возникала история, в которой я был лишь свидетелем.

– Моя мать тоже его ненавидела. Она не могла разговаривать с ним без язвительности в голосе, мы заключали против него союз. Мне было всего-то лет двенадцать, но вот что значит озлобленность: мы с ней образовывали пару, которая и состарилась бы в горечи. Никогда мы не упускали возможности принизить его. Поощряемый матерью, я только и думал о том, как сразить его своим успехом. Я коллекционировал первые места в лицее. Потом добивался превосходных результатов на медицинском факультете. Мне понадобились годы психоанализа, чтобы понять, что отец по-своему любил меня, грустно, неуклюже и, возможно, даже восхищался мной, но в то время я ничего не хотел знать. Вот так я стал одним из самых молодых психоаналитиков Франции. Я хотел быть на стороне Фрейда, Нахта, Лакана. Отождествлял себя с ними и с вами гораздо больше, чем с ним. Из-за пациентки, убитой у меня на кушетке, и ее мужа, которого я встретил немного позже, я узнал, что не так сильно от него отличаюсь. Когда я об этом поразмыслил, то понял, что вел себя с Максом как ничтожное создание, мой отец в этой ситуации действовал бы так же.

– Эта мысль пришла вам в голову из-за волков?

– Да, тот, который казался вожаком, напомнил мне Макса, когда он был у меня. Та же величественная осанка, тот же уверенный вид. Другие волки, казалось, относились к нему подобострастно. Он был хозяином мира. Как Макс. Если бы вы слышали его речи у меня дома! Этот человек был безумным, параноиком, раздувшимся от сознания собственной важности, но он меня околдовал. Я имел дело с настоящим проходимцем, с кем-то, кто не принадлежал к нашему миру. В сущности, я ему завидовал. Такие люди, как он, не уважают никакие ценности, они так же легко попирают их, как и дышат. Вот именно, хозяин мира. В то время как мы, прочие интеллектуалы, только и умеем, что разоблачать эти ценности, показывать ненадежность их обоснований. Однако мы не осмеливаемся идти дальше. Мы дряхлые и забитые. Вот что я понял, когда в прошлый раз увидел вас спящим. Я увидел себя таким, каким скоро стану, болезненным старцем, таким же жалким и слабым, как мой отец. Хуже того, у меня возникло ощущение, что я уже стал таким, и я сказал себе, что перед лицом таких людей, как Макс, мы не имеем веса. Мы скоро зачахнем, тогда как подобные ему продолжат править миром.

Наступило долгое молчание. Злибовика, казалось, совершенно не взволновало то, что я только что сказал. Может, ждал продолжения?

Он спросил:

– Кто был тем волком, который сидел немного повыше?